Читаем Из записей полностью

Дела, и также дела любви, надо исполнять не из страха осуждения и не ради награды, но во славу Божию и в благодарность Ему за данную Им веру. Поэтому дела и не оправдывают. Если же надеяться на оправдание делами, то надо считать их заслугой, а Христос сказал: когда делаете должное, то говорите: мы рабы, ничего не стоящие.

Приписать себе заслугу — гордыня и непонимание греха, потому что всякое исполнение любого дела тогда уже нечисто: или боюсь осуждения, или жду награды, или горжусь собой, рассчитываю на себя, верю себе и в конце концов в себя.

БЫТЬ И ЗНАТЬ

Бог добр и знает добро (а значит, и зло). Вернее: Бог есть добро и одновременно знает добро, то есть Себя Самого, значит Бог — не безличное добро. Бог есть святость и Бог есть любовь.

Члены каждой из двух пар (добро — знание добра, святость — любовь, добро — зло) несовместны для нас:

1. Добро и зло несовместны субстанциально или по своей природе. Знание — Offenheit,[8] или симпатия к предмету знания. Поэтому для нас знание добра и зла противоречиво. Только Бог знает добро и зло, оставаясь добрым, но человек, познав добро и зло, пал, перестав быть добрым: он уже не может противостоять злу, хотя и знает, что это зло. Эта соблазнительность зла, непреодолимость, невозможность противостоять ему (не всегда актуально, но всегда потенциально), несмотря на свободу, которую человек получил от Бога как его образ и подобие, эта непреодолимость зла и есть змий, соблазнивший Еву. Не само материальное яблоко было причиной зла, но мысль о возможности свободного выбора. И было это не сколько-то тысяч лет тому назад, но и сейчас во мне: не какая-либо еда, не какой-либо человек, не какой-либо факт или событие грешны, все созданное Богом свято, грешна моя мысль, когда она принимает форму антитезы или свободного выбора. «А подлинно ли Бог сказал...» Этот вопрос змия и есть змий или бес. Беса создал не Бог, а человек, вернее падение человека, мысль о возможности свободного выбора. Бес — это реальность падения, некоторая реальность зла. Я не могу не представлять себе свободы выбора, это «не могу», несмотря на то, что я свободен, и есть соблазняющий меня бес. «Не могу» — уже вне меня, так как я могу противостоять этому «не могу» и хотя могу, но не противостою (потенциально всегда, актуально не всегда). Поэтому нельзя сказать, что беса вообще нет. Он есть, но только всегда как бывший или будущий, сейчас соблазняющий меня.

Познание добра и зла — падение в зло. Оправдание падения: до падения человек в добре, то есть имеет полное богопознание, но не знает этого, то есть не имеет самосознания. Самосознание — знание добра и зла. Знание добра и зла открывает мне ты. Это не значит, что грех — этическое понятие и отношение к другому. Грех — религиозное понятие: нарушение первоначального отношения между мною и Богом, но невозможен без самопознания, а самопознание — самоотражение себя на себя. В Боге это самоотражение не выходит из Бога (Amor intellectualis Dei[9] у Спинозы, Троица), в человеке, как сотворенном, этого не может быть, но через ты я снова отражаюсь на себя самого в ноуменальном отношении к ты. Отношение к ты, необходимое для самосознания, то есть для уподобления Богу, в самосознании явилось соблазном и причиной падения — знанием добра и зла. Восстановление первоначального отношения к Богу, но уже сознательного, Библия изображает как священную историю рода человеческого — historia sacra — как ожидание и пришествие Мессии, Который восстанавливает первоначальное святое отношение сотворенного к его Творцу. Historia sacra — схема, смысл и направление historiae profanae[10] и смысл моей жизни.

2. Святость и любовь. Бог как святость отвергает всякого человека как грех. Святость не терпит греха. Бог, как любовь, прощает и грешника. Для нас святость и любовь несовместны: свободой выбора человек исключил тайну, то есть тожество для нас несовместного. Свобода выбора — разделение тайны на два несовместных для нас утверждения. Второе обоснование понятия Троицы (первое — Божественное самосознание): чтобы принять грешника, Бог должен пожертвовать Своей святостью, то есть Самим Собою: Бог, как жертвующий Собою, — Отец, как жертвуемый — Сын, сама жертва, то есть акт жертвы — Святой Дух.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука