Читаем Из Записных книжек полностью

N. когда-то порвали собаки, и теперь он, когда входит куда-нибудь, то спраш"ивает":

- А здесь собак нет?

Петр Демьяныч Источников.

Гг. Груш и Полкатыцкий.

Альфонсиругощий молодой ч"елове"к поддерживает свои силы тем, что постоянно ест кабуль.

Попечитель школы. Вдовый священник играет на фисгармонии и поет "со святыми упокой!".

Я тебе зададу!

В июне иволга поет целое утро.

Механическое пианино.

"Большой выбор сигов" - так читал X., проходя каждый день по улице, и все удивлялся, как это можно торговать одними сигами и кому нужны сиги. И только через 30 лет прочел, как следует, внимательно: "Большой выбор сигар".

Взятка инженеру: динамитный патрон, набитый сторублевками.

- Я не читала Спенсера11, расскажите мне его содержание. О чем он пишет?

- Я хочу написать для парижской выставки панно, дайте мне сюжет! (надоедливая дама).

Нерабочие, так называемые правящие классы не могут оставаться долго без войны. Без войны они скучают, праздность утомляет, раздражает их, они не знают, для чего живут, едят друг друга, стараются наговорить друг другу побольше неприятностей, по возможности безнаказанно, а лучшие из них [из] изо всех сил стараются, чтобы не // надоесть друг Другу и себе самим. Но приходит война, овладевает всеми, захватывает, и общее несчастье связывает всех.

Рыцеборский.

Изменившая жена - это большая холодная котлета, которой не хочется трогать, потому что ее уже держал в руках кто-то другой.

Старая дева пишет трактат: "Трамвай благочестия".

Товбич. Гремухин. Коптин.

16 верст пешком. Станция. До поезда остался еще час. Пошел в трактир пить чай. Пил жадно, чашку за чашкой, и чем больше пил, тем крепче становился чай. Потом спросил у полового: сколько тебе за чай? - 6 коп.

На лице у нее не хватало кожи: чтобы открыть глаза, надо было открыть рот - и наоборот.

Пензенские мореходные классы.

Когда она приподнимает платье и показывает свою нарядную юбку, то видно, что она одевается, как женщина, которая привыкла к тому, что ее часто видят мужчины.

X. философствует: "Вот взять бы хоть слово нос; у нас это черт знает что, можно сказать, неприличная часть тела, а у французов - свадьба". И в самом деле у X. нос был неприличною частью тела.

Барышня, кокетничая, болтает: "Меня все боятся... и мужчины и ветер. Ах оставьте! Я никогда не выйду замуж!" А дома бедность, отец пьет запоем. И если бы увидели, как она работает с матерью, как прячет отца, то прониклись бы к ней глубоким уважением и удивились бы, почему она так стыдится бедности, труда и не стыдится болтовни.

Ресторан. Ведут либеральный разговор. Андрей Андреевич, благодушный буржуа, вдруг заявляет: "А знаете, ведь и я когда-то был анархистом!" Все изумлены. А.А. рассказывает: суровый отец, ремесленное училище, к"ото"рое открыли в уездном городе, увлекшись разговорами о професс"иональном" образовании, ничему там не учили и не знали чему учить (ибо если всех жителей сделать сапожниками, то кто же будет сапоги заказывать?), его выгнали, отец тоже выгнал; пришлось поступить к помещику в младшие приказчики; стало досадно на богатых и сытых и толстых; помещик сажал вишни, А.А. помогал ему, и вдруг пришло сильное желание отрубить лопатой белые полные пальцы, как бы нечаянно; и, закрыв глаза, изо всей силы хватил лопатой, но попал мимо. Потом ушел, лес, тишина в поле, дождь, захотелось тепла, пошел к тетке, та напоила чаем с бубликами - и анархизм прошел. После рассказа проходит мимо стола д"ействительный" с "татский" с"оветник". Тотчас же А.А. встает и поясняет, как Л.: д"ействительный" с"татский" советник, имеет дом и т.д. Отдали меня по портняжному. Скроили брюки я стал шить, а лампас-то очутился вона где, через колено пошел. Тогда отдали меня по столярному. Как-то стругаю рубанком, а он вырвался у меня из рук да в окно, стекло разбил. Помещика из латышей звали Штопор; и у него выражение было такое, точно он собирался подмигнуть и сказать: "А хорошо бы // теперь выпить". По вечерам пил, пил один - и мне обидно стало.

У купца, торгующего квасом, ярлыки с короной. Иксу досадно, обидно, он мучается от мысли, что купчина узурпирует корону; Икс жалуется, ко всем пристает, ищет возмездия - и т.д., умирает от огорчения и хлопот.

Гувернантку дразнят так: жестикуляция.

Шапчерыгин, Цамбизебульский, Свинчутка, Чембураклия.

Старческая важность, старческое ненавистничество; и сколько я знал презренных стариков!

Как приятно, когда в ясный морозный день провозят новые сани с ковриком.

Слезы капали на твои руки, которые я целовал. X., приехав в N. на службу, являет себя деспотом; не любит, когда кто-нибудь кроме него имеет успех, меняется в присутствии третьего лица; увидев женщину, меняет тон; наливая вина, сначала сливает с горлышка немного себе в стакан, потом наливает собеседникам, гуляя с дамой, берет ее под руку, вообще старается выказать культурность. Не смеется чужим остротам. "Вы повторяетесь", "Это не ново". Надоел всем, пристает с нотациями. Старуха прозвала его "Зыга".

Человек, к"ото"рый ничего не умеет, как сделать, как войти, как спросить.

Красивая, но с неприятным голосом.

Утюжный.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги