Читаем Из Записных книжек полностью

Разговор во время съезда врачей. 1-й доктор: все излечивается солью; 2-й доктор, военный: все излечивается воздержанием от соли. И первый указывает на свою жену, другой - на дочь.

Мать идейная, отец - тоже; читают лекции; школы, музей и проч. Наживают деньги. А дети их обыкновеннейшие люди: проживают, играют на бирже.

Солдат: "на театре военных действий".

N. вышла за немца, когда ей было 17 лет. Он увез ее в Берлин. Она овдовела 40 лет, и уже плохо говорила по-русски и плохо по-немецки.

Муж и жена любили гостей, потому что без гостей ссорились.

Это абсурд! Это анахронизм!

- Закройте окно! У вас пот. Наденьте пальто! Наденьте калоши.

Если хочешь, чтобы у тебя было мало времени, то ничего не делай.

Голова ты моя удалая, долго ль буду тебя я носить.

Немец обезьяну выдумал - выдумать это гораздо интереснее, чем самое обезьяну.

Ей первый раз в жизни поцеловали руку, и она не выдержала, разлюбила мужа, закружила... Глухой господин из Уфы: там дамы не бывают... там были дамы... в это время дамы носили шубки.

Вокзал. Почтовый ящик висит высоко, не достанешь, скамей нет, вонь...

От действующего лица пахнет рыбой, все говорят ему об этом.

Какие чудесные названия: богородицыны слезки, малиновка, вороньи глазки...

Лесничий с погонами, к"ото"рый никогда не видел леса.

Летним утром в воскресенье слышен стук экипажей: это поехали к обедне.

Господин владеет виллой близ Ментоны, к"ото"рую он купил на деньги, вырученные от продажи имения в Тульск"ой" гyб"epнии". Я видел, как он, в Харькове, куда приехал по делу, проиграл в карты эту виллу, потом служил на жел"езной" дороге, потом умер.

Увидел за ужином хорошенькую и - поперхнулся; потом увидел другую хорошенькую - и опять поперхнулся. Так и не ужинал, много было хорошеньких.

Разговор на кумысе со здоровым, пьющим кумыс.

Сидит ч"елове"к а lа донской Троилин в каком-нибудь Пьяном Бору. И река Хопр, и гора Лютая, и Пятигорькая редька. Изучает и изредка печатает в губернских ведомостях с опечатками. Но вот построили в Пьяном Бору завод - и все пошло к черту, вся поэзия.

Доктор, только что кончивший, в ресторане наблюдает. Кушанья "под наблюде//нием врача". Он списывает состав воды "Нарзан", студенты верят, и все хорошо.

Он не ел, а вкушал.

Женатый на актрисе во время бенефиса жены сидел в ложе сияющий, вставал и кланялся.

Обед у гр. Орлова-Дав"ыдова". Толстые, ленивые лакеи, невкусные котлеты, чувствуется масса денег, невылазное положение, невозможность изменить порядок.

Уездный врач: "Кого же другого понесет в такую непогоду кроме доктора!" гордится этим, всюду ропщет и свою должность с гордостью считает самой беспокойной; не пьет и часто потихоньку пишет в медиц"инские" журналы, где его не печатают.

N., жена тов"арища" прокурора, потом члена суда, потом члена судебной палаты, человека среднего, неинтересного, очень любит мужа, любит до гробовой доски, пишет ему трогательные, кроткие письма, когда узнает об его ошибках, и умирает с трогательным выражением любви. Она любила, очевидно, не мужа, а кого-то другого, высшего, прекрасного, несуществующего, а на муже изливала эту любовь. Потом после ее смерти слышались в доме ее шаги.

В обществе трезвости состоят и выпивают иногда по рюмочке.

Говорят: в конце концов правда восторжествует; но это неправда.

Умный говорит: "Это ложь, но так как народ жить без этой лжи не может, так как она исторически освящена, то искоренять сразу ее опасно; пусть она существует, пока лишь с некоторыми поправками". А гений: "Это ложь, стало быть, ее не должно существовать".

Не было еще случая, чтобы с меня не взяли лишнего по накладной - и на железной дороге, и на пароходе.

Он подписывался так: Гаврыленко

М.И. Кладовая.

Гимназист с усами из кокетства прихрамывает на одну ногу.

Бездарный, долго пишущий писатель важностью своею напоминает первосвященника.

N. и госпожа Z. в городе X., оба умны, образованны, либеральны, и оба работают на пользу ближнего, но оба едва знакомы друг с другом и в разговоре всегда посмеиваются друг над другом в угоду глупой и грубой толпы.

Он сделал рукою так, как будто взял кого за волосы, и сказал: "Ты у меня из-под энтакой штуки не выйдешь".

N. никогда не был в деревне и думал, что зимою там ездят только на лыжах. "Теперь бы я с наслаждением покатался на лыжах!"

Г-жа N., торгующая собой, каждому говорит: я люблю тебя за то, что ты не такой, как все.

N. всю жизнь боролся с невежеством, изучал болезнь, изучал ее бацилл; он посвятил жизнь этой борьбе, отдал все силы и вдруг незадолго до смерти оказалось, что эта болезнь нисколько не заразительна и совсем не опасна.

Антрепренер-режиссер читает новую пьесу, лежа в постели. Прочитал 3-4 страницы // и с досады хлопнул о пол, потушил свечу, укрылся; немного погодя, подумав, опять взял пьесу, стал читать, потом, рассердившись на бездарное, длинное произведение, опять хлопнул о пол, опять потушил свечу. Немного погодя взялся опять за пьесу и т.д. Потом поставил, она провалилась.

N., угрюмый, мрачный, тяжелый, говорит: Я люблю пошутить, всегда шучу.

Жена пишет, мужу не нравится, но он от деликатности молчит и страдает всю жизнь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги