– Женщина! – воскликнул он. – Женщина и глупейшее существо. Ладно, – успокоился он. – Не говорите потом, что я вас не предупреждал. Отдайте мне, – он протянул руку.
– Что? – не поняла Милки.
– Карту, мисс. Карту в обмен на сердце дона Диего, или клянусь всеми святыми, я насильно посажу вас в лодку и отправлю на берег.
Милки покраснела, поколебалась, отвернулась, достала карту и протянула ее Джону.
– Так-то лучше, – успокоенно сказал он. – Если я не ошибаюсь, она все равно… неважно. Итак, мисс, вручаю дона Диего в ваши заботливые руки. Передайте ему, что я внезапно передумал, сошел с ума, так сказать. Или даю ему второй шанс.
Корнуэл встал и подошел к двери, но на пороге Милки остановила его и спросила:
– Скажите, сэр, что на этой карте?
– Моя жизнь, – коротко ответил он и вышел.
7.
Он устал, замерз, и ему хотелось плакать. Камни через продранные башмаки резали ему ступни, холодный ветер трепал рванье, которое он называл одеждой. Он не ел уже три дня, и еле передвигал ноги от усталости и голода, но ему нужно уйти как можно дальше, ибо только в этом – спасение.
Он сел на валун и посмотрел на большую реку, величаво катившую свои волны. Совсем скоро она покроется льдом, и тогда он сумеет пересечь эту естественную преграду, а теперь он пойдет по ее берегу, возможно, до самого устья, пока не найдет человеческого жилья, где попросится на постой.
За что небеса наказали его, за что?!
– Эй, мальчишка! – раздался над его ухом грубый мужской голос. – Ты кто такой?
«Мальчишка» знал этот язык северных людей, грубый цокающий, как копыта его лошади, которая пала три дня назад, язык воинов и пьяниц.
– Мое имя ничего не скажет вам, господин, – сказала мальчишка, вставая с валуна и кланяясь с придворной легкостью.
– Даже у собак есть имена, – усмехнулся всадник. На большом лохматом боевом коне он был подобен древнему богу, голову его венчал деревянный шлем, одет он был в меховой плащ, на поясе висел внушительный меч. – Только у рабов нет имен. Идем со мной, – велел он, – держись за стремя.
Мальчишка взялся за стремя и поплелся рядом с конем, каждый шаг давался ему с большим трудом.
– На, выпей, – сказал всадник и подал ему мех.
Мальчишка на радостях хлебнул, но тут же глаза его выпучились, как у окуня, и он закашлялся: никогда он не пил такого крепкого вина.
– Это придаст тебе сил, совсем ведь подыхаешь с голоду.
Ему и в самом деле стало легче, теплее и бодрее, вот только если бы не шум в ушах и странная веселость, не соответствующая положению битого пса.
Вдоль реки они добрались до странного поселения: деревянные дома стояли полукругом, из крыш тянулись дымки, в центре полукруга горел большой костер, и лежали туши убитых животных.
При их приближении из самого большого дома выбежала толпа мужиков, одетых так же, как и подобравший мальчишку, они радостно и громко кричали, все они были пьяными, бородатыми и грязными.
– Родерик! Родерик! – кричали они.
Сквозь толпу протолкалась красивая бледнолицая девушка с русыми волосами, в длинной юбке и отороченной мехом телогрейке. Она подбежала к Родерику и прижалась к его ноге.
Родерик соскочил с коня и нежно обнял девушку.
– Я рад приветствовать тебя, моя Милославна!
Затем Родерик повернулся к слугам и велел:
– Возьмите мальчишку, накормите, отмойте. Он мой раб.
Слуги поклонились, и Родерик в сопровождении Милославны и толпы мужиков ушел в самый большой дом.
Мальчишку решительно взяли под руки и отвели в крайнюю постройку, в которой пахло псиной, сеном и дерьмом – запахи, неприятно поразившие придворного пажа.
– Раздевайся. Речь понимаешь? – спросил служка, возрастом равный с мальчишкой, видя, что он не движется.
– Да, – ответил юноша.
– Снимай свое рванье, вот горячая вода, – и служка указал на большой чан, из которого поднимался легкий парок.
Мальчишке было стыдно раздеваться перед незнакомым человеком, да еще и слугой, и он мялся, не зная, как поступить. Тогда служка решительно содрал с его белого тела остатки одежды и внимательно осмотрел его, голого, с ног до головы.
– Какой ты худой! – презрительно сказал служка. – Одни кости, собакам кинуть – есть не станут.
Гордость пажа взыграла в мальчишке, и он легонько ткнул в служку кулаком, отчего тот отлетел к ближайшей стенке, чуть не опрокинув чан. Под его изумленным и обиженным взором мальчишка гордо прошествовал к чану и забрался в до боли горячую воду.
Свирепый и теперь уже молчаливый служка бросил ему одежду, и мальчишка с удивлением и непривычкой натянул на себя вещи, которые ему никогда не приходилось носить: шерстяные штаны вместо бархатных панталон, грубая рубаха вместо его шелковой, и меховая тужурка вместо разодранного черного плаща с золотыми звездами. В этом наряде он чувствовал себя неловко, штаны кололи, а от меха хотелось чихать.
Служка накормил его жареным мясом, которое мальчишка ел с большой жадностью, ибо был голоден, как волк.
– Что мне теперь придется делать? – спросил мальчишка, насытившись.
Служка пожал плечами:
– Что Родерик прикажет. А пока отдыхай.