Из записок районного опера

Дали Яше пять лет, из которых он отсидел только три с половиной. Вышел «от хозяина» неунывающим и, увы, пристрастившимся к ш и р л у и «косячкам» с коноплей… Это и стало началом конца столь многообещающей карьеры Широкого. Попытался Яша по новой «кидать» простаков, а ловкость рук — уже не та, да и доходы уходили почти полностью на иглу да забористое курево… И как-то враз опустился Яша, обрюзг, потерял внешний лоск, засела в его глазах какая-то виноватость… Люди от таких понурившихся пузанчиков инстинктивно сторонятся… И совсем плохо пошли его делишки. С горя на пару с одним дятлом-алкашом решился он тогда очистить квартиру побогаче. «Ломанули» вроде бы подходящую хату, но когда осмотрелись — увидели, что окромя дырявого паласа с пола (сойдёт лишь отдать за бутылку какой-нибудь старушке на кухню) да десятка яиц в холодильнике там и взять нечего. В обман их ввела роскошная обивка входной двери — наследство от предыдущего хозяина квартиры.

Ну а пока они осматривались кругом и переругивались по поводу неудачно выбранного объекта, с работы вернулся новый квартиросъёмщик — сержант милиции, между прочим!.. И замели парочку в райотдел. Вот так я с Яковом Иосифовичем и познакомился поближе…

Меня, лишь пятый год ходившего в операх и ещё не растерявшего способности доверять и доверяться, Яков «просчитал» сразу же. Было у нас с ним всё: и первая преподнесённая мною ему сигарета, и его гулкие рыдания на моём плече при воспоминании о своей некогда раздавленной рухнувшей Пизанской башней двоюродной сестричке, и коварная лесть в адрес моей замечательной внешности («вы так сильно напоминаете мне киноартиста Андрея Миронова в молодости… Нет, честно, просто вылитый — особенно с поворотом в три четверти…») Сколько ни повторяй себе, что нельзя верить ни единому произнесённому подобным субчиком слову, но как же устоять перед таким шармом!..

(Придя домой в тот вечер, рассказал жене о своей ново-открывшейся схожести. Она, поперхнувшись от изумления, взглянула пристально, протянула: «Если на кого-то и похож, то — на Юрия Никулина, в юности… Только у него всё-таки нос был не такой испитый!..»)

И вот на этом этапе ваших отношений, сделав тебя доверчивым, как раздеваемая пожилым растлителем восьмиклассница, кинул он тебе сахарную косточку: «Хочу сделать заявку на ещё одну кражу… На такой-то улице, номера дома точно не помню, на месте можно проверить…Взял там видеодвойку, бабла немножко, кое-что из вещичек… Шматьё продал, а аппаратура спрятана на чердаке одного из домов на улице Трамвайной… потом покажу…»

И ведь ты уж столько раз ловился на подобное же… (смотрите выше)… Но — о, магия личности!.. Зажигаешься, хватаешь ручку и бумагу, подсовываешь ему: «Пиши заяву!» Он косится как на маленького: «Так не за так же — за п о д о г р е в… Хочу в камеру чай, сигареты, сахар, и — ш и р н у т ь с я разок…»

Знакомые песни, а?!

И ведь знаешь наперёд, что и в этот раз — к и д а л о в о, но… Он описывать квартиру на такой-то улице с такими подробностями, которых не выдумаешь, и насчёт нычки — излагает конкретно, зримо, с неподдельными деталями… Даже с аппаратурой — в самую точку — именно её попавшие в данную ситуацию воры операм чаще всего и сдают. Ведь всё равно в любой, даже самой лучшей нычке аппаратура пропадёт, — со временем сгубят её сырость и крысы… Уж лучше оперу её выдать — в обмен на послабления… Золотишко или ещё что-либо, способное лежать в тайнике долго, ни один ворюга не выдаст — зачем?!. Кончится срок заключения, он выйдет на свободу — и попользуется давней добычей…

…Начинается яростный торг. Ты желаешь вначале — получить информацию, а уж затем г р е т ь Перельмана, он же стремится к противоположному: вначале — продукты и ш и р к а, а информация — потом, причём без малейшей гарантии, что она при проверке подтвердится… И победа остаётся за ним, сучярой!..

И кормишь его, и поишь, и ш и р я е ш ь, но по краже той злополучной найти дом позднее так и не удаётся (в сводках никаких сходных с описанной краж в этом районе не происходило), и нычки на указанном чердаке не обнаружено, не говоря уж о якобы хранящейся в этой нычке видеодвойке…

«Украли!.. Подсмотрели, как я прятал, и — увели!.. Ну что за вороватый у нас народ… Никому верить нельзя!..» — ковыряя в зубах спичкой, грустно констатировал Яшка. Трудно с ним не согласиться…

Бить ему морду — бесполезно. Да и не хочется, если честно… Эти скорбные глазки, этот напряжённо-недоумевающий голос: «Вы мне не верите?!. Но я же правду говорю!..», эта глубинная боль в голосе… Слезами душа обливается в созерцании мук этого благороднейшего человека, и хочется, вынув кошелёк, отдать ему все свои денежки — хотя бы в частичную компенсацию за его великие страдания…

Скажу больше: спустя ещё какое-то время, уже и учёный им, и многажды обманутый, я по прежнему сую ему хавку и ш и р л о… Он, довольный, радостно урчит: «Я знал, что вы — необыкновеннейший человек!», а в твоих ушах стучит: «Боже, какой же я идиот!..»