Из записок следователя

Насколько, действительно, помогло счастье Чапурину в отыскании лошади и телеги, показывает следующее.

В августе месяце, то есть вскоре после убийства Чубовых обывателями деревни Федюлиной привезен был в контору крестьянский мальчик, найденный ими в лесу в бесчувственном состоянии. Прийдя ненадолго в сознание, этот мальчик сказал: что он крестьянский сын Загуляев, был послан отцом своим на их гнедой кобыле с неизвестным пассажиром до села Мамина, но на дороге при въезде в лес тот пассажир, имея в руках пистолет, стал требовать идти с ним вместе в лесу стрелять птиц. Когда же он не послушался, то пассажир потащил его насильно, испугавшись чего, Загуляев стал кричать, потом, вырвавшись, побежал по дороге, но пассажир, нагнав, ударил его по голове. Что было после того, Загуляев не помнил.

Но Максиму и на этот раз не посчастливилось: хотя отец убитого Загуляева не знал, кто был пассажир, с которым он отправил своего сына до села Мамина, точно так же не знал по имени и отчеству его односельчанин Загуляева, Губин, к которому обратился сперва Максим за наймом лошади и который привел его к Загуляеву, но дело в том, что уезд, где было совершено Максимом последнее преступление, приходился рядом с уездом родного села Чапурина. В народе пошла молва, что в деревне Жигули убит мальчик Загуляев, что у него отнята гнедая кобыла. Лошадь, на которой возвратился в свое село Максим, приводила всех в сомнение своим сходством с отнятой у убитого. Молва стала прямо называть Максима убийцей Загуляева.

К счастью, на этот раз местное начальство не осталось глухо к народной молве. Хотя Максим уже был препровожден в то время на место убийства Чубовых, но отобранная от него лошадь отправлена была для показания в деревню Загуляева. Все жители под присягой сказали, что лошадь и сбруя принадлежат Загуляеву.

– Бога ты не боишься, Максим, – говорил потом отец убитого Загуляева на очной ставке Чапурину. – За что ты сгубил неповинную душу? Что тебе сделал мой сынишка?

– Что ты ко мне лезешь, – отвечал на это Чапурин. – Я и тебя-то в первый раз вижу, не токмо что твоего сына.

– Да что же, клевету, что ли, я на тебя возвожу; тать, что ли я церковная, что гублю тебя понапрасну?

– Известное дело, понапрасну. Ты вишь – человек в несчастье, беззащитный значит.

– А лошадь-то к тебе как моя попала? Али не моя? Стало быть, опять клевету наношу.

– Я уж вот сказывал их благородию, что лошадь в Уржумске купил. Почем я знаю, может, она и твоя, да только что куплена она на собственные денежки.

– Душегубец ты, Максим, отдашь ответ Богу.

Максим улыбнулся.

– Знамо отдам, коли спросит, все же не тебе.

– Эй, Максим, покайся, – уговаривал и следователь со своей стороны, – улик много против тебя, легче будет, как правду скажешь.

– Да что же, ваше благородие, их сторону держите, я жаловаться по начальству буду, притеснение чините.

Напрасны были улики матери убитого, Губина и еще крестьянина, видевшего, как Максим выезжал из деревни с убитым Загуляевым: Максим на все отвечал, что он знать ничего не знает, ведать не ведает, что он не только у Загуляевых не ночевал, с их мальчиком не отправлялся, но что он в их деревне отродясь не бывал.

– Скажите, пожалуйста, как вы достигли того, что вам так откровенно сознался Чапурин в убийстве Чубовых? – спросил я у одного из следователей.

– Разве мы мало с ним бились: стоит на одном, что ничего не знает, на улики свидетелей отвечает, что они клевету говорят. Данилова упрекает, что он присягу ложно принял, из-за того, что раз в кабаке с ним поссорился. К счастию, Чапурин не приготовился увидать Заборина, храбрости не хватило посмотреть мальчику прямо в лицо: ведь Максим думал, что в живых-то никого не осталось. Не поверите, затрясся весь, как увидал Заборина. «Что, говорю, Чапурин, твое дело?» – «Виноват, говорит, ваше благородие». – «Ну говори же, как было?» – «Так и так, говорит».

IV Темное дело

Дела о преступлениях Чапурина начинали приходить к концу, милостивого решения ждать, конечно, было нечего: плети и каторга ждали впереди. Много замышлял Максим способов избежать наказания, но все изобретенные им способы оказывались неудачными в приложении к практике; оставалось одно – надеяться на будущее. Но как затянуть дело? Как отдалить время решения?

«Чувствуя сердечное раскаяние и угрызения совести в совершенных мною преступлениях, я желаю быть вызванным в присутствие уездного суда, дабы там перед зерцалом и праведными судьями открыть новое мое преступление и воспринять за оное достойное наказание», – пишет между прочим Максим в своем прошении к прокурору.

И вот Максим стоит перед праведными судьями и приносит сердечное раскаяние: