Из жизни авантюриста. Эмиссар (сборник)

– Но кто же тут всем займётся, – несмело вставил президент.

– Я, – сказал ксендз Стружка.

– А из родни, потому что всё-таки из родни кого-то должен был иметь?

– Только одного брата, – прервал Павел, – только майора Заклику, тому сразу надо дать знать, нечего…

Президент был бы рад расспросить Павла больше, помешал ему ксендз Стружка. Через минуту, однако, тот ушёл для организации похорон, а президент остался один на один со слугой. Павел имел великую охоту поговорить – боль свою хотел вылить в словах, только не перед паном президентом, к которому чувствовал непреодолимое отвращение, потому что старый его пан не любил его. В такую, однако, минуту иметь перед кем, хоть неприятным, заплакать, – делает легче. Павел чувствовал это и позволил президенту, у которого было грустное лицо и великое сострадание, войти в комнатку за собой.

Павел сразу вылил всё свое горе и душевную боль так, что президент послушно согласился выслушать и не прерывал его жалоб. Наступили потом вопросы.

– Скажу тебе, пане Павел, доверительно, – отозвался наконец президент, – у этого достойного прелата мы не раз складывали наши бумаги… и даже теперь я что-то имею там у него… Безопасно ли это?

Павел недоверчиво поглядел.

– А всё-таки сразу пришли из суда опечатывать и бюро, и покои… тогда там и самый маленький свиток не пропадёт… А где прелат прятал бумаги?

– Наверно, в бюро, – отозвался Павел, – хотя точно не знаю, что бы он мог прятать. Ни бесхозных денег, ни своих много не было… а насчёт бумаг не знаю… И после смерти никто туда не ходил, – прибавил он. – Живой души, кроме меня, не было, пока судьи не пришли. Если там что было, то, наверное, найдётся.

– Значит, из родственников только один брат? Расскажите, – допрашивал любопытно президент.

– Один пан майор Заклика, достойный человек, хоть домашний человек и выглядит простым инвалидом… но умный и честный…

Одарив Павла, чтобы имел чем вытереть слёзы, неспокойный президент спустился ещё к ксендзу Стружке, которого застал бессознательно блуждающим по покою. Бедный каноник страдал от поверенной ему тайны, которую из страха вчера не хотел взять на свою совесть, а сегодня она уже ушла в могилу с прелатом. Грызло его это неописуемо, вздыхал и стонал… наполовину бессознательный. Вошедший президент нашёл его сначала таким молчаливым, что слова из него добыть было нельзя.

По нему видно было большое колебание, прежде чем начал разговор, но беспокойство наконец превозмог.

– Я к вам, ксендз-каноник, пришёл за советом и за помощью…

– Чем могу вам служить?

– У меня, у меня есть правдивые причины для того, что я хотел бы и мне необходимо видеть бумаги, оставшиеся после ксендза-прелата. У нас были доверительные отношения при жизни моей матери… много вещей писалось, касающихся фамильных дел, копии которых – ба, даже оригиналы, по-видимому, мать оставила в руках ксендза-прелата. Дело в том, чтобы туда чужие глаза и злые люди бессмысленно не влезли.

– Но бумаги опечатаны! – воскликнул каноник. – В эти минуты слишком поздно…

– Не знаете что-нибудь о завещании? – спросил президент.

– Никто о нём ничего не знает, – сказал ксендз Стружка, – теперь мы должны ожидать, пока приедет брат, как единственный наследник… при нём сняты будут печати.

Каноник болезненно вздохнул, вспомнив вчерашний разговор. Президент также неспокойно начал прохаживаться по покою.

– Всё это, – воскликнул он, – очень грустно, очень для меня неприятно. Кто там знает, каким окажется брат Заклики. Мы можем иметь много неприятностей.

Каноник смолчал.

Видя, что и тут ничего не сделается, и даже узнать ни о чём невозможно, президент в молчании покинул квартиру ксендза Стружки и неспешным шагом вернулся домой.

Беспокойство, какое он показывал, было вполне оправданным. Он знал почти наверняка, что перед смертью какие-то бумаги, а, вероятно, и деньги, доверила его мать старому приятелю, он догадывался, что те касались ненавистного воспитанника и могли компрометировать покойницу. Значит, президенту было очень важно добыть бумаги, а теперь уже иного для этого средства не было, только выжидать прибытия брата ксендза Заклики, приобрести его взгляды и с его помощью достать до желанных бумаг. Пана майора не знал тут никто, президент его в жизни не видел… таким образом, задача со всех взглядов представлялась очень трудной.

Профессор Куделка, хотя ни перед кем не жаловался, с этого утра был очень изменившимся и встревоженным.

Он немного поздно заметил, что судьба навязала ему бремя не по силам, с которым с трудом мог справиться. Он сам изо дня в день жил очень малыми деньгами, часто булкой и молоком, в лучшие времена – бульоном и куском мяса из соседнего трактира Кукевича, который ему охотно кредитовал. С пришельцем было гораздо трудней и дороже.

Сначала нужно было велеть носить ему еду, потому что профессор не хотел, чтобы он очень показывался в городе, не зная, не грозит ли его воспитаннику какая опасность – а от него это вовсе было невозможно узнать.