Из жизни читательницы

В четверг я прошлась по комнатам. Вещи стояли на местах, как солдаты на параде. В ванной – три пачки порошка: обычный, с биодобавками и специальный для цветного белья. В стенке у родителей, в хрустальной ладье на верхней полочке – оплаченные квитанции за квартиру. На столе – бутылка папиного любимого кагора и вафельный торт с ромом и изюмом.

Я присела к столу, чувствуя себя маленькой девочкой, за которой вот-вот должны прийти в садик. Мне уже почти послышался мамин голос! И когда внезапно затренькал звонок, я почти не удивилась. Ясно – решили сделать мне сюрприз!

Я метнулась к двери, дернула собачку замка и...

На площадке сгрудился весь самозваный литературный цех. В количестве человек, может, пятнадцати, а может, и тридцати. Некоторые, не поместившиеся на площадке, выжидательно тянули шеи с лестницы. На их лицах не замечалось особенного смущения – так, некоторый оттенок любопытства и легкой досады. Я различила любителей компота и чизбургеров. Сияла галушковская лысина. Доброжелательно улыбался Славик Чики-Пуки. Снисходительно взирал на происходящее Жора-со-шнурками. А впереди торчала, хлопая глазами, – ну ясно, кто же еще?! – Метелкина.

Я проглотила язык и окаменела. Не часто наша площадка подвергалась такому нашествию.

– Мариночка! – вскрикнула было Метелкина, но как-то жидковато. И оглянулась на других.

– Здравствуй...те.

– Здрасьте!

– Здра...

Будто эхо прокатилось по лестнице.

Я кивнула головой, потому что как-то не нашла слов. Зато Метелкина тем временем освоилась. Непринужденность, видимо, досталась ей от рождения, как иным – красота или талант.

– А мы – вот! – с неподдельным изумлением в голосе обвела она жестом всю толпу. В рюкзаке у нее что-то звякнуло. И только тут я заметила, что каждый из литераторов бережно держит сверток или кулек.

– Нас из комнаты выперли, представляешь? Евроремонт затеяли в этом гадюшнике! В наш юбилей – представляешь?!

Я добросовестно постаралась представить. Это мне удалось в общем-то без труда.

– И теперь абсолютно некуда пойти! Хоть плачь! – сообщила Метелкина радостно. – Уже всех перебрали – у кого ребенок болеет, у кого теща, свекровь там, а у кого койка в общаге. Представляешь?! Буквально негде кости бросить!

Я не представляла одного – зачем они явились сюда.

Метелкина помогла мне:

– Вот я и вспомнила! Ты ж сказала – четвертый этаж, и родителей нет! Они ж у тебя вроде завтра приезжают? Ну видишь! А мы недолго, пару часиков! Буквально отметим годовщину – и по домам. Что же, зря готовились?! Одного салата кастрюля! – И что-то опять загромыхало у нее в рюкзаке.

При слове «салат» меня слегка передернуло. И я, наконец придя в себя, обрела голос и, по-моему, вполне звучно и корректно прояснила ситуацию:

– Да-да, все понятно, сочувствую. Но, к сожалению, я как раз собиралась уйти. Дело неотлож...

– Не поняли? Разворачивайтесь. Уходим, – раздался, как всегда, невозмутимый голос Томика-Шапокляк. Я не узнала ее сразу: сегодня она была без шляпы, гладко причесанные темные волосы как бы обтекали маленькую головку.

С неожиданной, прямо-таки армейской четкостью, без единого слова они развернулись на пол-оборота и затопали вниз по лестнице. И кто-то запел: «Тэ-тэ-тэ-э-э...». Как строевую песню.

Я не знаю, что со мной произошло в этот момент. Может быть, сработали папины гены. А может быть, наступило легкое помрачение ума от переутомления. Знаю только, что я вдруг шагнула на площадку и, набрав побольше воздуха, гаркнула казенным командирским голосом:

– Стой! Смирно! Назад!

И они, от неожиданности наталкиваясь друг на друга, вразнобой повернули ко мне испуганные физиономии.

Это случилось второй раз в моей жизни. А впервые произошло лет шесть назад, когда я в очереди на перерасчет льгот по квартплате (тогда шли реформы и были дикие очереди на перерасчет квартплаты) разговорилась с одной молодой парой.

Сейчас уже не помню, с чего завязался разговор, какие-то банальные шутки насчет жилплощади, которой вечно не хватает. Но помню, что ни с того ни с сего, совершенно неожиданно для себя я вдруг принялась подробнейше описывать незнакомым людям, пареньку с девушкой, свою комнату и жаловаться, что приходится выбирать между нормальной домашней библиотекой и нормальной обстановкой; причем в доказательство я чертила план – сначала комнаты, а потом квартиры – на обороте старой квитанции. А они, муж и жена, – помню, оба маленькие и круглолицые, – внимательнейше выслушав меня, в ответ почему-то не менее досконально поведали историю своего романа, стараясь не упустить ни одной детали и перебивая друг друга уточнениями: «И неправда, это не тогда, а уже после моря!» и «Еще ты говорил – ходил в спортзал с ребятами, а сам?!»