Но неужели именно в многоквартирных домах лондонцы видели свое будущее? Архитектурный критик Джеймс Хоул, выступивший с докладом на Международной выставке здравоохранения 1884 г., так оценил эту перспективу: «Я совершенно уверен, что высотные здания, забитые крошечными квартирками, никак не подходят для счастливого будущего наших детей. Да и вообще жизнь в таких условиях вряд ли представляет собой пределы чаяний и надежд британской нации».
Были и другие общественники-реформаторы, например Октавия Хилл[35]
, которым не нравилась сама идея многоквартирных домов. Хилл предпочитала двухэтажные террасные дома-коттеджи, которые также появились в Лондоне, когда стало возможным приобретать участки «карманного размера». Три ее «проекта», построенные в 1880-х в боковых улочках Саутварка, дожили до наших дней. Коттеджный комплекс «Гейбл» на улице Садри — прелестный, радующий глаз зеленый оазис, однако как модель городской застройки эти проекты оказались нежизнеспособны.«Типовые дома» убедительно доказали, что жилье с высокой плотностью населения не обязательно должно означать высокий уровень смертности. После первого всплеска энтузиазма, приведшего к созданию в 1889 году Совета лондонского графства, в самом начале 1890-х годов Совет начал строительство собственного жилья, сдав в 1893 году первый многоквартирный дом на улице Баундари. Его устройство в значительной степени было перенято у MDC, вплоть до трех процентов чистой прибыли инвесторам.
Кстати сказать, деятельность аналогичной организации во Франции, Société de cités ouvriers de Paris (Ассоциации рабочих городков Парижа), возникшей в 1849 году и занимавшейся строительством социального жилья, оказалась далеко не такой успешной. Из всех грандиозных планов строительства «рабочих городков» в каждом районе Парижа осуществлен был лишь один: «Городок Наполеона III», жилой комплекс из трех- и четырехэтажных зданий на улице Рошешуар, построенный в 1853 году, не принес большой радости ни устроителям, ни рабочим. Рабочие возмущались горой бюрократических формальностей и ограничений, регулировавших жизнь в «бараках» (как они окрестили свое новое жилье). Власти же, в свою очередь, опасались последствий скопления большого количества рабочих в непосредственной близости друг к другу, считая, что проживание под одной крышей может породить в их головах «социалистические глупости», а также способствовать сексуальной распущенности и разврату.
Горячие штучки
Должно быть, Перси Пинкертон почувствовал облегчение, узнав, что вышедший в его переводе в 1895 году роман Эмиля Золя «Pot-Bouille» — «Накипь» — в английском варианте получил название «Беспокойный дом». Литератор и полиглот, Пинкертон много лет успешно переводил на английский язык оперные либретто (включая либретто оперы «Богема»), мемуары и другие литературные произведения с немецкого, итальянского, русского и французского языков. Романы Золя вызвали у англичан настоящий шок. В 1891 году Королевский театр поставил пьесу по роману «Тереза Ракен»[36]
. В 1895 году в Лондоне, в издательстве Генри Визетелли, вышли переводы романов «Марсельские тайны», «Страница любви», «Дамское счастье» и «Сказки к Нинон». Как и «Накипь», «Дамское счастье» и «Страница любви» входили в состав знаменитого двадцатитомного собрания сочинений Золя «Ругон-Маккары, естественная и социальная история одной семьи в эпоху Второй империи». В этом грандиозном цикле романов с беспрецедентным реализмом писатель попытался обследовать все закоулки политической, религиозной, артистической, экономической и общественной жизни Франции. В романе «Накипь», в частности, рассказывается о развратном поведении обитателей вымышленной квартирки в доме по улице Шуазель.