Из жизни двух городов. Париж и Лондон

В сентябре 1889 двадцатичетырехлетний поэт Артур Саймонс впервые приехал в Париж. Сын священника Методистской церкви, Саймонс родился в Милфорд-Хейвен и получил домашнее образование. К тому времени, как семья Артура переехала в Сомерсет, юноша уже опубликовал первый сборник стихов, «Дни и ночи» (1889). Горячий поклонник Поля Верлена и других французских поэтов-символистов, Саймонс давно мечтал о поездке в Париж и пригласил Генри Хейвлока Эллиса, будущего известного сексолога, а в то время студента медицинского колледжа, поехать с ним. Для Саймонса это путешествие стало осуществлением долгожданной мечты: увидеть город, писателей и поэтов которого он почитал всей душой. Первое же воскресенье юноша посвятил прогулкам по бульвару Итальен, чтобы «с 9 до 12 часов принять «ванну толпы», как советовал Бодлер». Только что вывесили результаты выборов, и молодой человек «имел удовольствие наблюдать горячий нрав французской толпы». Будучи во французской столице, Саймонс также встретился с поэтами Стефаном Малларме и Полем Верленом.

Так началась карьера Саймонса в качестве «культурного посла», осуществляющего связь между Парижем и Лондоном. На следующий год молодой поэт снова приехал в Париж и задержался на три месяца. Хотя в 1891 году Артур поселился на Фаунтен-Корт недалеко от Стрэнда, он продолжал частенько наведываться в Париж и одно время даже подумывал, не поселиться ли ему там постоянно. В Лондоне он вращался в обществе Джорджа Мура, Уильяма Батлера Йейтса и Обри Бердслей. Автор тысяч рецензий, Саймонс сделал больше, чем кто-либо, для популяризации французской поэзии конца девятнадцатого века. Он заставил викторианский Лондон по достоинству оценить французский символизм и эстетизм, и не воспринимать стихи поэтов-импрессионистов лишь как «попрание нравственных устоев» буржуазного общества и призыв к разгулу и разврату. Впрочем, для нас «озорные девяностые» по-прежнему ассоциируются с легкомысленным отношением к жизни. Хотя в результате нервного срыва, случившегося в 1908 году, писательская карьера Саймонса закончилась, он успел перевести несколько «фривольных» романов Золя. Мы снова встретимся с этим поэтом в мюзик-холле, который он очень любил, но сейчас нас больше интересует, что Саймонс делал на бульваре Итальен в то утро 1889 года.

Ключ к разгадке этой таинственной прогулки мы возьмем у Шарля Бодлера. В 1863 году Бодлер опубликовал эссе под названием «Художник современной жизни» (Le Peintre de la vie modern), в котором высоко отозвался о творчестве Константена Гиса[43]. Бодлер был в полном восторге от образа города, — динамичного, современного — каким его создал Гис. Вместо того, чтобы протестовать против навязывания потребителям «эфемерных» (то есть ненужных) товаров, против хаотичного колебания людских толп и «творческого уничтожения» городом самого себя, Гис смог увидеть современную жизнь во всем ее многообразии. Образ типичного парижанина художник воплотил в фигуре одинокого мужчины, бесцельно слоняющегося по улицам, впитывая, или «фотографируя» моментальные впечатления: абрис крыши дома на фоне неба, ощущение бархатистой ткани, оставшееся на пальцах после посещения лавки, обрывок разговора, внезапно промелькнувшее в толпе женское лицо. Этот мужчина — ни в коем случае не promeneur (праздный прохожий), и не batteur de pavé (бродяга), он — flâneur, явление, присущее в то время лишь Парижу. Бодлеровский фланёр слился с толпой, он наслаждается своей анонимностью, она захватывает и облагораживает его. Любой человек, прочитав «Прохожей» или другое стихотворение из цикла («Цветы зла» (1857) может подтвердить, что Бодлер в своей поэзии тоже исследует толпу, «выделяя вечное из преходящего». Выражение bain de multitude («ванна толпы») взято из его более позднего эссе «Толпы» (1869), вошедшего в сборник стихотворений в прозе «Парижский сплин» (1860). «Не каждый человек умеет принимать блаженную ванну толпы, — пишет Бодлер, — …толпы и одиночество: два взаимообратимых понятия для поэта не ленного и плодовитого», чья душа, блуждая, по собственному капризу совокупляется то с одним, то с другим прохожим, в «баснословной оргии», «святой проституции души». Фланёр с одной стороны скромен, а с другой — возмутительно высокомерен. Он презирает богатство, но заявляет о праве собственности на город, к которому относится как к своей вотчине: высокомерие сродни чванству, Саймонс и другие находили весьма привлекательным. Suffisance (самонадеянность) фланёра зиждется на убеждении, что другие обитатели города либо слепы, либо глухи, и что город может поверить свои тайны ему одному.

Рис. 10. Вид на церковь Святой Марии (St Mary le Bow), 1680. Деталь гравюры Николаса Йетса по картине Роберта Такера.