Когда к Рае приехала мама из Ростова, Георгий Иванович тут же прибежал знакомиться. Прямо как зять! И давай рассказывать, как любит Раю, не может без неё жить, что комнатку для неё нашёл и сам оплачивает, что на учёбу денег подбрасывает. При этом он всё время прерывал перечисления своих благодеяний восклицаниями: «Рая –моя последняя любовь! За что мне такое счастье? За что мне такое счастье?» Когда ушёл восвояси, мама сидела на допотопной кровати ни жива, ни мертва. Они с Раей серьёзно поговорили, и мама уехала домой. А Рая получила потом по почте из дома книгу – французский бестселлер девятнадцатого века «Блеск и нищета куртизанок».
Поздней осенью Георгий Иванович попал в аварию, его увезли в больницу, сделали операцию на ноге. После выписки он шёл домой, да не дошёл несколько метров. Упал возле подъезда. Оторвался тромб.
Благодетель сдох.
«БЕЗ ТЕБЯ…»
Рая переживала. Георгий Иванович оказался прав, она к нему привыкла. Возникла некая зависимость, как, например, мы привыкаем к сигаретам или сладкому.
Для того, чтобы прийти в себя Рая приехала домой. Стояли жуткие холода, и она всё время куталась в дешёвые меха, подаренные ей Георгием Ивановичем. Рая периодически давала волю слезам. Мама, как ни странно, не успокаивала; она не бубнила по утрам, как раньше, а только брала с собой платок и куда-то уходила, возвращаясь примерно часа через два.
Ей удалось уйти на пенсию по выслуге лет, в связи с чем, в её жизни образовалось непозволительно много свободного времени, которое она с удовольствием тратила на благоустройство семейного очага. Можно было бы сказать, что поздновато спохватилась, однако жить и хотеть жить никогда не поздно.
Независимо от того, был папа дома или нет, она готовила обед из двух разных блюд и сервировала стол. Достала из потаённого кухонного ящика мельхиоровый столовый набор ножей и вилок и с удовольствием раскладывала их возле тарелок в обеденный час.
Рая сначала просто наблюдала, а потом стала ей помогать. Оказалось, что это невероятно увлекательное занятие! А потом мама с Раей стали вместе мудрить на кухне над разными блюдами.
И тут опять чудеса: папа стал то и дело успевать на домашние обеды, чего раньше за ним не замечалось. Он от души расхваливал мясные зразы, в приготовлении которых мама преуспела, и особое предпочтение отдавал Раиному заливному мясу, где она проявила изобретательность, каждый раз украшая их по-новому дольками варёной моркови, огурца и разной зеленью. Мама улыбалась, и Рая цвела.
Как-то, перед самым отъездом в Москву, Рая, прямо на автобусной остановке столкнулась с физруком. Вид у него был какой-то изношенный, неопрятный. Щетина по щекам, волосы заросшие. Главное – взгляд потухший.
Увидев его, Рая демонстративно отвернулась. Он не стал навязывать ей своё общество, просто переминался с ноги на ногу рядом. Когда подошёл автобус, физрук тихо дыхнул Рае прямо в ухо: «Почему ты бросила меня и уехала в Америку? Ты сломала мне жизнь». Потом поднялся по ступенькам, и больше Рая его не видела.
Наверное, нужно было бежать за автобусом и кричать: «Стой! Стой!» Но чего зря канителиться? Физрука дома дочка маленькая ждёт, доброжелатели Рае уже доложили. Это не его, это её автобус ушёл.
Когда она вернулась в Москву, то решила, что теперь всё будет по-другому.
….
НЬЮ-ЙОРК. «ЗА ТЕБЯ!»
… - За величайшую супермодель двадцать первого века Алисию Зингер, которая осчастливила этот мир, родившись в либеральном девяностом году! – провозгласил Димон.
Он уже, опомнившись, поставил на место Раю – скинул её со своей крепкой спины – а потом достал из сумки шампанское и, ловко щёлкнув пробкой, разлил пенящуюся клокочущую жидкость в чашки с цветочками (фужеров и бокалов у Алисии не было). Рая, как ни в чём не бывало, улыбнулась и, манерно взяв в руки чашку, с вызовом протянула её вперёд. Дзынь-дзынь! Алисия с Димоном с готовностью откликнулись, и их чашки призывно зазвенели.
- Осторожно! – натужно закричал Димон. – Приданое не разбейте!
Раису задело слово «приданое», но она и виду не подала. Изящным жестом опрокинула шампанское в рот и зажмурилась. Ей нравился этот вкус, который много лучше, чем водка. И ещё ей очень хотелось захмелеть, чтобы слабо соображать и не понимать, что её, по сути, отвергли.
Алисия пила шампанское маленькими глотками, приговаривая:
- Пена какая шипучая! Белая-белая. Как молоко.
Димон же выпил, не моргнув глазом, одну чашку, потом налил себе вторую и её опустошил. Шампанское как напиток он никогда не понимал и покупал его исключительно, чтобы порадовать дам. Что ж, порадовал… Одна психует, другая придуривается, играя в детсадовку.
Расслабиться никак не получалось. Димон был, как натянутая струна, сидел на диване и ломал голову, как бы развеселить всех, снять это странное тревожащее душу напряжение. Раньше у него получалось это как дважды два. Сыпал остроумными репликами, хоть профессию меняй – иди в конферансье и развлекай публику. А сейчас он шутил с натяжкой, так невесело ему было. И, похоже, не только ему одному.