Из жизни фруктов

Шпилька тоже неприятна, и надо это скрыть, чтобы не терять лица.

— Честно говоря, мне импонирует ваша серьезность. Люблю людей с настоящей деловой хваткой. И критику люблю. Но плодотворную, Пал Палыч, плодотворную! Вы же собрались затеять крючкотворство.

— Я с вами не согласен.

— А я с вами не согласна! — с силой в голосе говорит Чугунникова. — Знаете, где все цифры в ажуре? Там, где по-крупному воруют. Да-да! Где специально держат «черного бухгалтера». У меня его нет. У меня учет ведут кладовщики. Естественно, что-то с чем-то может не совпадать.

— Еще как не совпадает, Антонина Михайловна! По три вагона не совпадает.

— Неужели правда мужики начали заворовываться? — У Чугунниковой огорченный вид.

— Пока не скажу ни «да», ни «нет». Но учет ведется так, чтобы никто ни за что не отвечал. Поступает, например, груз в дежурство одного кладовщика. Акт, что обнаружена недостача, преспокойно составляют уже при следующем. Это нормально?

— Ну…

— Не трудитесь, вопрос риторический. Идем дальше. Должно присутствовать постороннее лицо, что называется, от общественности. Так?

— Обязательно. Для объективности.

— Я выборочно поглядел акты — по четвертому цеху почти везде фигурирует один и тот же человек. Вправе я ждать от него объективности!

— Между прочим, в инструкции о порядке приема не указано, что посторонние лица должны быть разные.

— Ай, Антонина Михайловна!

— Ай, Пал Палыч! — укоризненно подхватывает Чугунникова. — Попробовали бы сами. Ведь никого не дозовешься! Так повсеместно принято: от нас ходят в соседнюю организацию, от них — к нам.

— Да? Мне все-таки интересно будет посмотреть на этого постоянного постороннего… Но мы уклонились от главного. Когда я смогу получить свою справочку?

Чтобы подавить раздражение и сообразить, как вести себя с настырным Знаменским, Чугунникова берет короткий тайм-аут.

— Минутку… — она копается в ящике стола, достает какую-то записку, закладывает между листками календаря. Затем решительным жестом включает переговорное устройство.

— Зоя, меня нет ни для кого, — и, поколебавшись, уточняет: — Кроме Льва Севостьяныча.

— Великий человек — Лев Севостьяныч, — усмехается Знаменский.

— Вы знакомы? — радостно встрепенувшись, спрашивает Чугунникова.

— Ответ может иметь две редакции: «Я знаком со Львом Севостьянычем» или «Лев Севостьяныч знаком со мной». Какую вы предпочитаете?

Чугунникова поняв, что тема скользкая, спешит отмежеваться от «великого человека».

— Да какая разница, я сама случайно познакомилась. На встрече Нового года в Торговом центре.

— Так вы встречали Новый год в Торговом центре?

— Вы спрашиваете так, будто… «значит, ты была на маскараде?»

— В какой-то мере. Но возвращаюсь к своему вопросу, — Знаменский приподнимает за уголок «макет» будущей справки.

Разговор обострился, и Чугунникова решается на крутой поворот.

— Разумеется, если вы настаиваете… Но коли пошло на откровенность, я вам без всяких документов скажу: акты о недостачах при железнодорожных поставках вообще фиктивные!

— Так прямо и скажете?

— Прямо так. Филькины грамоты. Что у нас, что на любой базе. И по-другому быть не может! Удивила?

— Я внимательно слушаю.

— Послушайте, вам полезно. Люди расписываются, будто видели то, чего не видели. И присутствовали, когда их не было. По-вашему выражаясь, они лжесвидетели. Хорошенькую картинку рисую?

— Занимательную.

— Но если я или другой на моем месте попробует это изменить, мы подпишем себе смертный приговор. База возьмет ответственность за все недогрузы поставщика, взломанные вагоны, неисправную тару. Через две недели мы будем в таких долгах, что век не расквитаться!

— И выход один — фальсифицировать документы?

— Да!

— Давайте разберемся, Антонина Михайловна.

— Давайте, Пал Палыч.

— По порядку.

— По порядку.

— Вот пришли вагоны. Внешне все сохранно.

— Инструкция диктует: «Назначенные лица вскрывают вагон».

— То есть, кладовщик говорит грузчикам: «Ребята, давай!»

— Совершенно верно. Ребята вытаскивают двадцать пять полных ящиков, а под ними обнаруживают десяток пустых.

— Тогда?

— Полагается прекратить приемку и составить комиссию.

— Ее функции?

— Определить причины и размер недостачи. И тут, Пал Палыч, начинается юмор.

— Почему?

— Потому, что по инструкции те, кто обнаружил недостачу, не имеют права входить в комиссию. Они, видите ли, заинтересованные лица. Нужны незаинтересованные. Но эти незаинтересованные должны подписаться, будто вагоны при них осмотрели, сняли пломбы и начали разгружать! Понимаете?

— Это уж не юмор — нелепость.

— Между тем только такие акты убедительны для арбитража. Иначе недостачу вешают на нас.

— Найдется у вас экземпляр инструкции?

— С удовольствием! — Чугунникова вынимает из шкафа и подает Знаменскому брошюрку. — Который год ее ругают, но никто не чешется.[1]

Этот раунд Чугунникова выиграла и чувствует себя уверенней.

— Ладно, на досуге… — Знаменский прячет инструкцию в папку. — А теперь еще один вопрос. На проходной отменена проверка сумок. А многие из них, я заметил, груженые.

— Ну и пусть идут! — задорно отзывается Чугунникова. — Честное слово, заслужили!

— Атмосферу это вряд ли освежает.