Из жизни фруктов

— Нет, верьте слову, при существующем положении поставщику плевать-расплевать, только бы отгрузить, хоть в поломанный вагон!

— А тара? — гремит Васькин. — Бывает, товар — в одном углу, а доски от ящиков — в другом!

— И вы знаете, почему так?

— Знаю, — кивает Знаменский Лобову. — Убытки оплачивает не отправитель, а получатель.

— Грузит один — платит другой, а дорога, разумеется, виновата, — иронически заканчивает Лобов.

Малахов с искренним сожалением подтверждает:

— Плохо грузят. Сколько влезет. Сколько не жалко. Сколько успели.

— Чаще недогруз или перегруз? — уточняет Знаменский.

— Когда как. Мы держим равнение на середину. Придет, например, вагон по нулям. Значит — килограмм в килограмм. Мы убыль все равно пишем. По норме.

— Все равно пишете? Всегда?

— Да слушайте его! — срывается Васькин. — По нулям! Весы-то не аптечные, железнодорожные весы! Ты скажи, какая у тебя официальная точность? — оборачивается он к Лобову.

— Плюс-минус полтонны на вагон.

— Вот! Стрелки, может, и по нулям, а полтонны нету!

— Ну ладно, кончили общие рассуждения. Вы принесли свою регистрацию грузов, товарищ Лобов?

— Разумеется, — он достает из «дипломата» учетную книгу.

— Откройте двадцать девятое апреля.

Лобов шуршит страницами. Нашел.

— Три вагона, — продолжает Пал Палыч. — Номера триста восемнадцать восемьдесят четырнадцать, триста восемнадцать восемьдесят сорок и триста восемнадцать восемьдесят сорок один.

Лобов просматривает записи.

— Названные вами вагоны не значатся.

— Вернее, у вас не помечены.

— А почему должны быть помечены?

— Потому что двадцать девятого между двенадцатью и часом дня их доставили сюда, на подъездные пути.

Воцаряется неприятная пауза.

— Я попрошу уточнить, откуда сведения.

— От сцепщика, из первых рук. По его, так сказать, наводке я нашел номера в одной из поездных ведомостей.

Еще более неприятная пауза. Малахов растерянно пожимает плечами и что-то бормочет. Лобов начинает усиленно «припоминать».

— А-а… Во-он вы про что… Это знаешь, Владимир Тарасыч, про что — когда дождь шел!

— Ну, допустим, шел, — тянет Васькин, стараясь понять, куда клонит Лобов.

— С утра зарядил, помнишь?

— Ну?

— Этот случай я объясню, Пал Палыч.

— Будет с вашей стороны очень любезно, товарищ Лобов.

— Помнишь, у одного вагона доски немного отошли? — Лобов обращается попеременно то к Васькину, то к Знаменскому. — Я говорю, старый вагон, сыплется уже, а он полез в пузырек — будем, говорит, создавать комиссию, может оказаться недостача.

Васькин сообразил что к чему:

— А-а… Это когда я говорю, вагон дефектный…

— Ну да, я говорю, принимай, а ты говоришь, надо комиссию. — А-а… Ну помню… еще дождь лил…

— С самого утра!

— Очень хорошо, — прерывает их Пал Палыч; на глазах столковались, и ничего не поделаешь. — Кто вошел в комиссию по приемке?

— Да кого я под самый праздник соберу? — бодро отвечает Васькин. — В ливень-то на перроне стоять? Решил, пусть пройдут майские, тогда.

— Так. Груз оставался еще в ведении дороги?

— Нет-нет-нет. Раз мы транспортировали получателю, пломбы целы, претензий к нам нет — уже все. Дальше их забота. — Лобов поводит рукой в сторону Васькина.

— Это ты брось! Я тебе хоть где расписался?!

— Но груз на твоей территории?

— Ничего не значит!

— Нет, Владимир Тарасыч, я попрошу! Очень даже значит!

Между Лобовым и Васькиным опять готова разгореться перепалка, но Знаменский поднимает руку.

— Так или иначе, днем двадцать девятого апреля помидоры существовали. Что же дальше? Их смыло дождем?

— Дальше моя смена кончилась, — говорит Васькин и, не глядя на Малахова, спрашивает: — Вань, ты эти вагоны не комиссовал?

Малахов ошарашен.

— Котя! Мне ж никто ничего! Маневровый, наверно. Подцепил и увез.

— Пустые или полные, Малахов?

Тот в растерянности хлопает глазами.

— Не подходил даже. Не знаю. Другие принимал. Вагонов полно было. А с обеда отпускал. С той стороны. Где автомобильный подъезд.

— Простите, пожалуйста, я, вероятно, уже ничем не могу помочь… В институте сегодня семинар. — Для Лобова настал удобный момент улизнуть, он прощается и спешит прочь.

— Запросто могли груженые увезти, — заявляет между тем Васькин. — Под праздники тут Содом и Гоморра.

— Под праздники — жуть! — поддерживает Малахов.

— А в следующую свою смену вы поинтересовались судьбой вагонов?

— Да ведь это уже после праздников было! — восклицает Васькин. — Голова-то с похмелья… Чего уж там! — Ему ответ кажется вполне исчерпывающим, а разговор законченным.

Знаменский улыбается, вдруг развеселившись.

— Значит, не найти мне тех помидоров? Потерялись, замотались. А?

Кладовщики выжидательно молчат.

— Все-таки попробую. С двадцать восьмого по тридцатое у вас работали студенты. Припоминаете?

— Работали, — согласно кивает Малахов. — Наши грузчики — в складу. Те — снаружи, на погрузке машин.

— Вот и договорились: на погрузке машин.

— Ну и что? — осведомляется Васькин.

— Да ребятам скучно было, решили для развлечения соревноваться — факультет на факультет. Для подведения итогов записывали количество машин. И, представьте себе, их оказалось здорово больше, чем у вас по накладным! Выходит, был лишний «левак».