Из жизни фруктов

— Неужели ты не могла выйти замуж? Одну тебя, что ли, бросили! До того банальная история! — в голосе Лены и жалость и презрение.

— Банально то, что случается с кем-то другим. А когда с тобой, это трагедия… Мне не встретился человек, за которого хотелось бы замуж. А кроме того, дать тебе отчима…

— Ну ладно, ну не вышла. Но зачем такой-то, бутафорский?! — показывает Лена на фотографию.

— Нет, ты не понимаешь. Когда ты была маленькая, смотрели по-другому, стыдились. Вам выдавали позорную метрику с прочерком в графе «отец». Все про таких детей знали, и в садике и в школе, это было пятно… Никогда не скажу, чего мне стоило, но ты стала законной генеральской дочкой. И выросла гордая, без комплексов.

— И ты год за годом, год за годом… Материнский подвиг, да? А каково мне теперь? «Папин письменный стол», «папино кресло», «папина фуражка», «папин стакан», «папин день рождения», «наша фамилия», «традиции семьи», — она останавливается, задохнувшись. — Да здесь каждый стул лжет! Видеть не могу!

— Давай все сменим? Хочешь? Все до последней кнопки! — Чугунникова зажигается надеждой увлечь дочь. — Эту рухлядь — вон. Самой надоело. Все по-новому. Сюда — стенку… Сюда — угловой диван… Медвежьи шкуры. Декоративный камин сложим. Хочешь?

— Где ты наберешься денег…

— Не твоя печаль! Все сделаю! — на лице Чугунниковой уже пробивается улыбка, она не замечает, что потеряла осторожность и переборщила, «покупая» дочь.

— Мама, а на какие вообще доходы мы шикуем? — медленно спрашивает Лена. — Раз не было генеральского наследства… раз ты не продавала громадную дачу… а мы все живем и живем, восемнадцать лет на нее живем… шубы покупаем… за бешеные деньги встречаем Новый год…

— Разве это бешеные, дочурка? Бешеные — когда совсем другое число нулей.

Но Лена не слышит, смотрит широко открытыми глазами.

— Я даже не задумывалась, какая у тебя зарплата… Мама?!

* * *

Время поджимает друзей. Сколько еще рискнет Саковин удерживать материал в рамках служебного расследования?

— Как у тебя, Зиночка? Много оказалось Старухиных? — спрашивает Пал Палыч.

— Нет. Росчерк отработанный. Выполняется от начала до конца единым штрихом. Во всех элементах идентичность. Так что фальшивок я не нашла.

— А еще что? — Пал Палыч чувствует, что она не договорила.

— Да есть попутное наблюдение… — Кибрит берется за подшивки, лежащие на столе. — Акты оформлены аккуратно. Подпись Старухина обычно строго в линеечку. Вот: «Лобов — Старухин», «Лобов — Старухин». Но в некоторых случаях, погляди: здесь выше строки полезла, а тут ниже… или вот — косо…

— Нетрезвый?

— Тогда при увеличении было бы видно, что нарушена координация движений. Я сидела и думала… По-моему он не всегда подписывает с остальными. Где-то в другом месте, где не очень удобно или плоховато с освещением.

Носят на подпись? — прикидывает Пал Палыч. Правдоподобно. Наспех подмахнул на лестнице или в подъезде… Он связывается с оперативным отделом, просит спешно выяснить, что и где Старухин.

А пока решает прибегнуть к помощи зампреда Комитета народного контроля. Зная положение Пал Палыча, тот держится подчеркнуто внимательно.

— Петр Никифорович, я встречаю на базе упорное сопротивление. Вплоть до провокаций против меня. Вы, вероятно…

— Да-да, мне известно, — мягко подтверждает зампред.

— Отчасти потому я в цейтноте. Факт разгрузки злополучных вагонов с помидорами подтвержден. И есть еще подозрительный случай с черешней. Но чтобы проследить, куда сбыли, нужны люди.

Раздается телефонный звонок.

— Извините… — зампред берет трубку и, не интересуясь кто, говорит: — Попрошу через пять минут… — и снова Знаменскому: — Слушаю вас.

— Нужны человека три. Энергичных и сообразительных.

— Чтобы я понял смысл задачи. Коротко.

— Мною изъят журнал, где регистрируются номера выезжающих с базы машин. Надо отыскать по автохозяйствам соответствующие путевые листы. Затем в торгах, которые заказывали машины, проверить накладные на приемку груза. И через это сито отцедить…

Телефонный звонок.

— Извините… Попрошу через пять минут… Отцедить шоферов, возивших «налево»? — доканчивает зампред. — Добро.

Параллельно и Томин мобилизует силы. То распинается перед директором рынка, добиваясь, чтобы тот подсказал, куда откочевали его прежние перекупщики и как нащупать выходы на Шишкина. То встречает на Курском вокзале Панко и устраивает так, чтобы он был под рукой. То кого-то инструктирует, то кому-то докладывает: ОБХСС с его подачи готовит операцию против перекупщиков на рынках.

Периодически Томин крутит телефонный диск и взывает:

— Любочка! Удалось?

Он пытается разыскать Пал Палыча. Наконец Любочка «берет след».

— В антиалкогольном профилактории? — изумляется Томин. — Какая широта интересов… Ну, тогда, Любочка, отбой.

* * *

В саду при антиалкогольном профилактории картина не отличается от той, которую можно видеть при любой терапевтической больнице — вид на прудик, гуляющие пациенты.

Идя по аллее, Знаменский спрашивает встречных:

— Извините, где-то здесь Старухин Николай Яковлевич. Не подскажете?

Наконец кто-то реагирует:

— Вон там, под елкой сидел.