Из жизни императрицы Цыси. 1835–1908

Сначала Хой Чжэн брал в долг, потом стал закладывать вещи, но в конце концов оба эти источника иссякли и он вместе с женой и детьми познал стужу и голод. Орхидея не могла стерпеть такого нищенства. Она ссорилась с родителями, требуя от них то еды, то нарядов, то развлечений, и ее трудно винить в этом, потому что ей было уже шестнадцать лет, когда девушки думают главным образом о себе. Она все хорошела, превращалась в настоящую красавицу, но часто, с отвращением глядя на свой рваный халат, отказывалась причесываться и, спрятавшись за очаг, горько плакала! От этого зрелища мать страдала еще больше, кричала на мужа, тот тоже страдал, однако сделать ничего не мог. Теснимый со всех сторон, не имеющий денег даже на опиум, он в конце концов заболел и провалялся в постели целый год. Жена, раздраженная его никчемностью, сперва почти не обращала на него внимания, но потом поняла, что болезнь серьезная, забеспокоилась, вытащила из своего сундука позолоченные серебряные цветы, которые остались от ее приданого, и велела сыну Гуйсяну заложить их.

Гуйсяну было тогда уже восемнадцать — на год больше, чем Орхидее, однако он уродился каким-то глуповатым. Услышав приказ матери, он весь покраснел от волнения и пролепетал, что не умеет закладывать вещи. Обычно в ломбард ходила сама Тун Цзя, и сейчас она не решалась оставлять мужа одного.

— Эх, глупый мальчик! — вздохнула женщина. — Такого пустяка сделать не можешь! На кого же мне опираться?

Она заплакала. Орхидея, сидевшая рядом, пожалела мать, молча встала и, взяв позолоченные цветы, вышла.

У хозяина ломбарда перехватило дыхание при виде такой красивой девушки. Разинув рот и вытаращив глаза, он долго смотрел поверх своих старческих очков на ее розовое личико и наконец вымолвил:

— Прелестная барышня, сколько вы хотите за эти украшения?

— Сколько дадите, — ответила Орхидея, недовольная тем, что своим разглядыванием он заставил ее краснеть.

— Десяти лянов довольно будет?

Услышав эту цену, девушка чуть не рассмеялась, потому что такие цветы стоили не больше двух-трех лянов, но все же кивнула, не желая вступать в дальнейшие разговоры. Она не поняла, что бедный хозяин ломбарда, ослепленный ее красотой, принял позолоченные цветы за золотые и, против обыкновения, даже забыл проверить товар.

С десятью лянами в руках она вернулась домой, потом сходила за врачом, однако тот, пощупав пульс больного, сокрушенно покачал головой:

— Поздно! Чахотка в последней стадии. Вам остается только похороны ему готовить!

Тун Цзя показалось, будто ее ударили в самое темя. Она думала о том, что ей делать на чужбине со своей семьей, где жить, на что хоронить мужа. Как раз в это время больной, лежавший на постели, начал задыхаться. Жена и дети бросились к нему, заплакали, но было поздно: не прошло и четверти часа, как глаза Хоя закатились, ноги дернулись и он умер».

Согласно другим источникам, отец Орхидеи умер не дома, а в тюрьме, посаженный туда за взяточничество, и Цыси всю жизнь старалась скрыть это — не только потому, что беспокоилась об имени отца, но и потому, что хотела избежать лишних аналогий с собственным, еще большим корыстолюбием. Во всяком случае, рассказ Сюй Сяотяня о взяточничестве Хой Чжэна не противоречит историческим данным, как часто бывает в старых китайских романах. Это относится и к сцене с чиновником, который по ошибке преподнес семье Орхидеи крупную сумму денег. Тот же эпизод, хотя и в несколько ином звучании, приводится в книге Юй Жунлин:

«После смерти Хой Чжэна семья Цыси обеднела. Его вдова осталась с пятью детьми на руках и лишь благодаря друзьям на простой лодке перебралась в Пекин. Когда они доплыли до уездного города Тунчжоу, рядом с ними причалила еще одна траурная лодка. Какой-то тунчжоуский чиновник послал на эту лодку слугу с сотней серебряных лянов[10] для жертвоприношения, но слуга ошибся и отдал деньги матери Цыси. Узнав об ошибке, чиновник постеснялся требовать серебро назад, а послал еще сто лянов — своим знакомым. Мало того, он сам явился засвидетельствовать соболезнование вдове Хой Чжэна. Цыси и ее мать были очень растроганы этим и сохранили его визитную карточку.

Впоследствии, когда Цыси стала „править из-за опущенной занавески“,[11] она разузнала, где служит облагодетельствовавший их чиновник, и заявила на Государственном совете:

— Этот человек очень талантлив, его необходимо повысить!

С тех пор чиновнику в паруса задул попутный ветер и он дослужился до губернатора. Он и сам удивлялся, почему его все время повышают, но причину узнал лишь тогда, когда выяснил, что Великая императрица — дочь той самой женщины, которой он по ошибке преподнес серебро».

Известно и имя удачливого чиновника — У Тан. Почти тогда же, когда он познакомился с семьей Цыси, он участвовал в жестоком подавлении восстаний так называемых факельщиков и тайпинов. За это, а не только за помощь будущей императрице его произвели в начальники округа, области и наконец в губернаторы.