Из жизни кукол

— Температура спала, — сказал врач, продолжая царапать ручкой по бумаге. — Инфекция под контролем, тебе больше не обязательно оставаться в одиночестве. К тебе гости.

Врач оставил дверь в ее палату открытой, и Мерси увидела на стене коридора чью-то тень.

— Значит, Луве и Алиса не соврали. С тобой и правда ничего не случилось, — сказала она, увидев, кто входит в палату.

Фрейя придвинула к кровати стул и села. Дрожащими тонкими пальцами убрала волосы за ухо. Длинные черные волосы, которым так завидовала Нова.

— Прости, — сказала Фрейя.

Мерси сжала под одеялом кулак.

– “Прости” — это мало.

— Как ты себя чувствуешь? Я все собиралась прийти, но…

— Я чувствую себя так же, как вчера.

Ожоги третьей степени, которые еще не зажили, хлыстовая травма шеи, пересадка кожи на бедрах, голенях и животе. Сто пятьдесят или двести переломов разной степени тяжести. В надежде, что она когда-нибудь сможет ходить, врачи поставили ей несколько титановых пластин.

— Мы думали, ты умерла. — На последнем слове голос Мерси сорвался.

Умерла.

Умерла Нова, а не Фрейя. И за рулем сидела я, подумала Мерси.

— Лучше, чтобы все думали, что меня больше нет, — сказала Фрейя.

— В смысле — думали, что ты умерла? — Жжение в глазах.

Фрейя опустила взгляд.

— Я завязала. Пять месяцев и двадцать три дня.

— Поздравляю.

— Чтобы завязать, мне надо было исчезнуть.

Когда начинаешь ненавидеть, рождается дитя, которому имя — прощение, подумала Мерси. И ты либо убьешь это дитя, либо примешь его в объятия.

Всё есть борьба между ненавистью и прощением.

Мерси проглотила рыдания.

— Ну давай рассказывай, что было, когда ты спустилась к реке. Мы же слышали, как ты влезла в воду.

— Я пыталась, — сказала Фрейя. — Но вода была жуть какая холодная.

— Ты хотела покончить с собой, но передумала, потому что вода оказалась слишком холодной?

Фрейя пристыженно кивнула и стала рассказывать, как проплыла вниз по течению, недалеко, и вылезла из воды на другом берегу. А потом бесцельно побрела через лес.

— Я думала, что замерзну насмерть, но тут вышла на узкую дорожку. Там стояла машина, она оказалась незаперта. Я нашла покрывало, легла на заднее сиденье и заснула.

Ее разбудил старичок, удивший рыбу неподалеку.

— Я сказала, что я наркоманка, у которой не вышло покончить с собой, и что я раскаиваюсь в том, как жила. Потом мы поехали к нему домой, он дал мне одежду своей покойной жены, разрешил поспать на диване, а утром подвез меня до Упсалы. Оттуда я автостопом добралась до Кальмара, с дальнобойщиком, который дал мне три тысячи монет.

— Почему именно до Кальмара?

Фрейя пожала плечами.

— Шофер туда ехал.

В Кальмаре она села на местный автобус, сошла на конечной. Набрела на летний домик, пустовавший по случаю закончившегося сезона, взломала дверь и прожила в нем почти месяц. Потом нашла работу в забегаловке в центре города и стала встречаться с парнем, у которого имелась собственная квартира.

— А теперь чем займешься? — спросила Мерси, глядя в окно.

Снегопад кончился.

— Вернусь в Кальмар, буду работать.

— Ну… Удачи.

Веки отяжелели, и Мерси закрыла глаза.

Она не заметила, как Фрейя ушла.

В палате остался висеть запах ее духов.

И тут Мерси услышала. У себя в голове.

Ты думала, я тебя брошу?

Аргумент скользкого спуска Танто, апрель 2013 года

Стоял апрель, лживый месяц, когда весна то и дело нарушает свои обещания, и несмотря на холод, на участке расцвели желтые нарциссы. Как будто в одну ночь.

Здравствуй, мама, подумал Кевин.

Он сидел на веранде и курил. Скоро “неделя огня”, соседи потихоньку открывали сезон: сгребали листья, собирали ветки. Но жечь все это пока не особенно получалось. Все влажное, гнилое, насквозь отсыревшее после зимы.

Кевин затеял складывать на участке костер. Куча сломанных досок — осенью он чинил забор. К тому же пора заняться полом на веранде. Половицы у торца стали серо-зелеными от плесени, да и доски под коньком крыши выглядели неважно, хотя их и укрепили рубероидом. Как туда могла проникнуть влага? Может, сжечь все, да и делу конец?

Он сунул окурок в цветочный горшок и вернулся в комнату. На экране компьютера шел “Повар, вор, его жена и ее любовник” Питера Гринуэя, молодая Хелен Миррен играла жену вора. Драма близилась к грандиозному финалу, и Кевин сел на диван.

Джорджина, персонаж Хелен Миррен, вне себя от ярости и отчаяния; муж убил ее любовника. Убил весьма изощренным способом: заставил страница за страницей съесть любимую книгу. Обезумевшая от горя Джорджина как раз уговаривала повара приготовить ее возлюбленного, в буквальном смысле поджарить его, когда внизу экрана всплыло уведомление о новом письме.

Письмо от Луве Мартинсона.

Причиной, по которой писал Луве, был недавний приговор брату Кевина, вынесенный федеральным судом Хьюстона.

Приговор огласили восемь дней назад. Четыре года тюрьмы — слишком мало, Кевину эта новость отнюдь не казалась хорошей. Гораздо больше он обрадовался, когда получил назад йойо.