Из жизни кукол

Кевин увидел множество компьютерных деталей, несколько мониторов, клавиатур и старых жестких дисков, ящик с виниловыми пластинками, старый проигрыватель, пишущую машинку и коробки, куда были ссыпаны модели военных кораблей и танков. С потолка свисала модель “юнкерса”, на стене помещались самурайский меч и реплика израильского “узи”. Комната производила впечатление не убираемого много лет чердака, места, куда человек сгружает то, с чем ему не хватает духу расстаться.

Были здесь еще киноафиши, в основном представлявшие японскую мангу, но Кевин заметил и несколько постеров с хентаи, рисованной порнографией.

Значит, они оба интересуются кино, хотя в случае Себастьяна речь исключительно о фильмах рисованных и японских.

В комнате была расчищена дорожка, ведущая к компьютеру, перед которым лежал матрас; Кевину она напомнила проход в церковном зале, ведущий к алтарю. Компьютер стоял перед единственным в этой комнате окном с опущенными жалюзи; на подоконнике выстроились безделушки – фарфоровые куколки и чучело сокола.

Чтобы освободить место, Себастьян сдвинул пару ящиков. Принес табуретку, поставил. Себастьян и смотрел на Кевина, и не смотрел. Когда он усаживался на матрас, взгляд был направлен на что-то еще.

– Я, конечно, могу помочь тебе с компьютером, но все-таки: почему ты пришел ко мне? С чего Вера так встревожилась?

С того, что ее сын больше не называет ее мамой, подумал Кевин, но что ответить – не сообразил.

Они две птицы, которые разлетелись в разные стороны.

– Извини. Не знаю, что сказать, – признался Кевин. – Мы так давно не виделись, а на похоронах поговорить не успели. Да, Вера просила меня заехать к тебе, но я и сам собирался. Несколько раз.

– Но так и не заехал?

– Я иногда вспоминал о тебе. Думал, какой ты теперь.

Себастьян устало взглянул на него.

– Я такой же, каким был в двадцать лет. Провинциал, который перебрался в Стокгольм, чтобы учиться.

Как и отец Кевина, Вера и ее муж были уроженцами маленького городка в Онгерманланде. Себастьян вырос там и перебрался в Стокгольм, а примерно через пару лет в столицу переехали и его родители. По официальной версии Вера переехала потому, что отец Кевина нашел ей место в стокгольмской полиции, но все это были пустые разговоры: Вера вполне могла сама найти себе место.

– Я скучаю по тем летним месяцам в Онгерманланде, – сказал Кевин. – Мы снимали там домик…

– Скучаешь по Онгерманланду? – Себастьян усмехнулся. – Ты представления не имеешь… – Он достал сигареты, одну сунул в рот, другую протянул Кевину. – Давай я посмотрю, что с компьютером.

Кевин взял сигарету и положил ноут на матрас.

– О чем я не имею представления? – спросил он, пока Себастьян подключал ноутбук к розетке и поднимал крышку.

Себастьян включил компьютер, и теперь его внимание было направлено на экран.

– Как люди выживают в какой-нибудь дыре? – спросил он, быстро щелкая клавишами. – Героин, алкоголь, нездоровая любовь к моментальным лотереям. И устремления у них попроще. Они мечтают построить новую веранду, устроить зимний сад, провести отпуск на Самуе. – Голос был равнодушным, но Себастьян явно презирал то, о чем говорил. – Мне пришлось уехать оттуда. Иначе я бы сдох.

Кевин закурил. Себастьян потянулся за пластмассовой банкой, достал из нее флешку, вставил в ноутбук. Экран он развернул к себе, и Кевин не видел, что он делает. Наверное, устанавливает какую-нибудь программу.

– Когда поезд уходит, остаются дураки. – Себастьян сунул незажженную сигарету в рот. – Больные, ленивые или вялые. Строят баню, покупают новую машину, а потом насилуют подружку или дочь. Зависают на порносайтах, создают себе искусственную реальность, которую питают сетевыми приложениями к вечерним газетам. Изнасилования происходят в провинции. Зло обитает в провинции. При виде такого ботана, как я, у всяких психопатов и любителей кататься на снегоходах просто руки чесались.

Надо же, подумал Кевин. Он ожидал увидеть Себастьяна молчаливым и осторожным – именно такой Себастьян открыл ему дверь.

– Мне хотелось творческую работу, – продолжал Себастьян – он наконец зажег сигарету. – Я любил рисовать. Может, помнишь?

Кевин кивнул. В детстве на него производили впечатление и картины Себастьяна, и его комиксы.