О людях в глубокой деменции обычно говорят, что они стали неузнаваемы, что они утратили себя, изменились как личность. Кевин спрашивал себя, не оскорбительно ли говорить так о больных. Мать стала почти неузнаваемой. С прошлого раза ее состояние сильно ухудшилось.
Вера отпустила его руку, озабоченно улыбнулась и встала.
– Наверное, лучше все-таки оставить вас наедине.
Когда Вера выходила, по экрану телевизора уже бежали заключительные титры. Едва Вера скрылась, как мама что-то пробормотала.
– Что-что?
Мать уперлась в него взглядом и повторила, уже громче:
– Ей было всего тринадцать… Мокрощелка паршивая.
– Ты о ком?
– Шлюха. Его шлюшка.
Голос оборвался, мать закашлялась. С подбородка потянулась нитка слюны.
На экране пошла реклама какого-то спреда. Кевин поднялся, подошел к матери и положил руку ей на плечо.
На этот раз она не оттолкнула его. Не ответила, но все же погладила по руке.
Был ли это жест приязни? Или мать просто давала понять, что ему пора уходить?
– Мама, я сейчас уйду, но вернусь через пару дней. Может быть, тебе будет получше.
К парковке Кевин шел, не оборачиваясь.
Когда он усаживался на пассажирское место рядом с Верой, у него зазвонил телефон. Звонил следователь, с которым Кевин разговаривал после посещения интерната в Скутшере.
– Я насчет Луве Мартинсона, – сказал следователь. – Его, оказывается, зовут по-другому, к тому же он проходит по программе защиты свидетелей.
Мартинсон сменил имя? И он – в программе защиты свидетелей?
– И каким образом он в этой программе?
– Пока неясно, но поговори с Лассе. Думаю, он в курсе.
Когда тянет с фабрики
“Ведьмин котел”
На столе лежал старый дневник Луве. Дневник был раскрыт, и Луве спрашивал себя, он ли написал все это. Запись как будто сделал другой человек.
Запись была датирована началом девяностых, когда Луве еще учился на психолога. Дневник он нашел зажатым между книгами по психологии развития; должно быть, он попал туда по ошибке, после переезда.
Фальшивая улыбка в сверкающем лезвии бритвы, подумал Луве и закрыл дневник. Во всяком случае, формулировка точно его собственная.
Он вышел в коридор и направился к кабинету, в котором проводились сессии психотерапии.
После того как Свен-Улоф Понтен забрал Алису, группа как будто наполовину опустела.
Луве вошел и сел. Четыре оставшиеся девочки сидели тихо как мыши.
– Давайте поговорим о том, что случилось. Говорить может, кто хочет, но по очереди. Кто начнет?
Руки подняли все четыре, и Луве дал слово той, что успела первой.
– Почему легавые увезли Эркана? – спросила девочка.
– Его задержали и пока отстранили от работы. И, мне кажется, не стоит строить предположения, не зная, что произошло. Вечером придет его сменщик.
– Полицейские нашли Фрейю?
Луве энергично затряс головой.
– Нет, но даю вам честное слово: как только я что-нибудь о ней узнаю, вы будете первыми, кому я скажу. Сейчас важнее всего, как вы себя чувствуете…
– А Повелителя кукол полиция нашла? – перебила его одна из девочек.
– Насчет него я тоже не знаю.
Окно, перед которым сидела девочка, выходило на бурый склон, поднимавшийся к лесу, и Луве показалось, что там что-то движется. Кролик?
Похоже на кролика, но зверек быстро исчез.
Луве почти дословно помнил, что Нова рассказывала по время последней сессии.
Луве кашлянул.
– Напоминаю: если хотите – можете высказаться.
– Я хотела спросить про Нову, Мерси и Фрейю, – сказала следующая девочка, и ее соседка согласно закивала. – Здесь как-то пусто стало. Понимаете, да?
Ее прервал короткий стук в дверь.
– Да? – сказал Луве. На пороге стояла бывшая терапевт Фрейи.
– У вас найдется минутка?
Луве поднялся и вышел.
Терапевт задумчиво смотрела на него.