Из жизни полковника Дубровина

- Я коммунист и не боюсь этого сказать вашему господину. Меня ждет расстрел, и я скажу правду.

Я остановил Рожкова жестом руки и перевел его слова барону.

- Он чувствует себя смертником! - заметил барон. - Это может повлиять на высказывания. Объявите ему, что я распоряжусь. Его не расстреляют.

- Кто он, этот господин в штатском? - спросил Рожков.

- Он коммунист? - переспросил барон. - Ответьте ему, кто я такой.

Я назвал концерн Рамфоринха.

У Рожкова оживились глаза, он с большим, чем ранее, вниманием посмотрел на Рамфоринха.

- Говорить на немецком языке я не решаюсь! - сказал он, обращаясь ко мне. - Получится диалект, непонятный для окружающих... Но я понял все, что передал мне ваш господин... Передайте, я не принимаю от него дара. Жизнь в плену мне не нужна...

- А если мы освободим его из плена? Что он будет делать на земле, занятой нашими войсками? - спросил барон.

- Я перейду линию фронта и вернусь в строй! - ответил Рожков.

Я тут же задал вопрос:

- Почему же вы попали в плен?

- Мы два дня удерживали немецкие танки. Заняли круговую оборону. У меня оставался в пистолете последний патрон. Я предпочел его истратить на немецкого офицера.

Барон поинтересовался, какие у других командиров Красной Армии настроения.

- Такие же... - ответил Рожков. - Чем глубже немецкие войска проникнут на русскую землю, тем страшнее будет отступление... Тысячи километров покроются немецкими трупами...

Барон после перевода тут же ответил:

- Я уверен, что коммунизм рухнет после новых наших успехов, мы не воюем с народом, мы объявили войну коммунистам!

Рожков пожал плечами.

- Я не знаю ни одной советской семьи, которая не имела бы в родстве коммунистов... Народ и коммунисты неразделимы, а потому и ничего не рухнет...

- Прекрасный агитатор! А? - воскликнул барон. - Я сдержу свое слово! Не из соображении альтруизма!

Я ХОЧУ, чтобы он понял - мы настолько сильны, что я могу позволить себе роскошь отпустить его на все четыре стороны...

Барон обратился к офицеру с просьбой отпустить комиссара из плена. Пожалуй, впервые за долгие годы я почувствовал радость.

- Поблагодарите своего господина! - сказал мне Рожков. - Быть может, я и доберусь до своих...

Он сдержанно поклонился, офицер сделал знак ему рукой, чтобы он уходил.

Рожков медленно, чуть сгорбившись, не в силах, быть может, подавить в себе опасения выстрела в спину, пошел к лесу.

- Побежит или не побежит? - спросил, ни к кому не обращаясь, офицер, но барон больше не проявил интереса к Рожкову. Он поманил к себе пальцем веснушчатого солдатика.

- А вы юноша? Кто вы?

- Я из Засечья...

- Сибирь?

- Нет! Есть такая деревня за Рязанью...

- Почему сдался в плен?

- Я не сдавался! Я залег в окоп и дождался, когда ко мне подполз танк... Рванул гранату у него под брюхом... Танк завис надо мной... Окоп осыпался... Откопали, вот...

- Это может быть правдой? - спросил барон у офицера.

Офицер с готовностью ответил, что такие случаи известны в штабе группы армий.

Остался молодой человек в штатском.

- Кто вы? - спросил я его.

- Я секретарь райкома комсомола... - ответил он. - Нас было шестеро... Мы подбили два танка, расстреляли машину с автоматчиками. Когда отходили в лес, натолкнулись на засаду, пробивались в рукопашную, вот я и попался. Зубами будем грызть немцев - так и передайте!

Рамфоринх что-то шепнул офицеру и в раздумье подошел к машине.

Шорох шагов в пыли. Мерный гул движения массы.

Пропыленные лица, бурые бинты...

Он постоял, глядя на колонну, и сел в машину.

Свернули на большак. Барон молчал. Я раздумывал, как выговорить возможность выехать с ним в Берлин.

Что-то неуловимо изменилось в Рамфоринхе. Его парадоксы, его откровения и тогда не были бравадой, когда он приоткрывал мне скрытую расстановку фигур на европейской арене. Была в его словах и действиях несокрушимая уверенность в незыблемости его силы. Показывая мне, своему противнику, свою силу, свои ходы в игре, он даже наслаждался. Но что-то в нем изменилось.

И этот опрос пленных. Могли они ему в действительности что-то подсказать? С какой жадностью он торопится заглянуть вперед. Молчание не может быть бесконечным.

Я терпеливо ждал и дождался. Уже совсем другим тоном он вдруг произнес:

- Мы с вами сегодня заключили выгодную сделку.

- Мы с вами? - переспросил я с подчеркнутым недоумением, на всякий случай отстраняясь от того, что он попытается мне навязать.

- Да, да... Я понимаю... Вы не догадались. Но вы референт моего концерна. А я закупил для своих заводов вот эту партию военнопленных...

Чтобы поддержать его разговорчивость, я похвалил его за деловитость.

- Утром я совершил сделку с командованием...

- Вы утверждали раньше, что русские не могут быть квалифицированными рабочими в химической промышленности...

- Мы расширяем наше дело. Начинаем строить новые заводы. На стройке нужны землекопы, каменотесы и каменщики...

- И велика ли партия?..

Серые глазки Рамфоринха скользнули по моему лицу.

- Пока невелика... Для пробы... А зачем вам это знать? Это входит в круг ваших интересов?