Из жизни полковника Дубровина

Казанский продавал доллары валютчику, которого навел на него Нейхольд. Эдварде совершенно точно знал, что его доллары уже давно ушли.

Вступил в разговор и Нейхольд.

Он сухим, деловым тоном проинформировал, что по законам той страны, где они находились, подделка произведения искусства каралась очень и очень сурово.

Казанский снял пиджак, часы с руки и предложил все это взять у него в залог. Эдварде усмехнулся и усадин его в кресло.

- Мы понимаем, - начал Эдварде, - художнику, чтобы стать известным, нужно много денег! Холсты, краски, представительство... Зачем же, Евгений, добывать деньги с таким риском? Продавать подделку за подлинник... Это опасно! И еще опаснее продавать доллары!

Эдварде пренебрежительно отмахнулся от вызова в голосе Казанского.

- Успокоитесь! Я предлагаю вам более простой и легкий способ заработать деньги! Много денег...

- Шпионаж?

- Зачем так громко! Маленький и безобидный бизнес... К вам обратится советский гражданин с просьбой что-то передать... Придется передать посылочку. Кому?

Мы скажем в свое время... Абсолютно безопасно!

- Что я должен буду передать?

- Оставьте! Это менее опасно, чем торговать иконами...

- Коньяк, виски? - спросил насмешливо Нейхольд.

- Виски! - с сердцем ответил Казанский.

Он, наконец, почувствовал, что с ним играют, как кошка с мышкой, что этой силе, этому давлению он здесь ничего противопоставить не может.

Оставалась какая-то надежда затаиться и... Но и здесь Эдварде отсекал ему пути.

- Мы не берем у вас подписки! Вы, должно быть, читали в романах о шпионах, что при вербовке берется подписка... Но это в романах. Я надеюсь, вы понимаете, что, если нам понадобится, мы вас найдем! Теперь пароль... Его назовут вам... Вставят в какую-нибудь фразу...

Вы знаете, что такое пароль?

Нейхольд взял со стола икону. Повертел ее в руках, как бы в раздумье проговорил:

- Ангел пустыни... Эффектно? И ошибки не будет!

Кому в голову придет употребить такие слова?

- Для подтверждения: привет от Эдвардса! - добавил Эдварде и встал, давая понять, что разговор закончен.

Казанский вернулся в Москву растерянным. Но шло время, а к нему никто не обращался, прекратились в мастерскую и визиты иностранцев, будто кто обрезал!

И вот Эдварде в Москве. Второй раз, пять лет спустя... Под чужим именем!

Я возвращался из Сибири в полной уверенности, что нз!пя товарищи уже нашли Шпаликова. АН. нет! Герасима Ивановича Притыкова нигде не значилось. Мы сузили площадку левобережьем Оки. Всего лишь несколько отделений милиции.

В книгах прописки Притыков не значился. Товарищей начали одолевать сомнения. Он же мог назваться проводнику любым именем. Как же его искать? Василий Сретенцев, товарищи из областного управления разъехались по отделениям милиции и опрашивали участковых, показывая им фотографии Шкаликова.

И вот нашли! Один из участковых довольно удаленного от областного центра отделения милиции признал по фотографии Шкаликова. Мне позвонил об этом ночью Василии, я сел в машину и к утру был уже в районном центре, откуда мы решили ехать все вместе... Кто-то предложил вперед выслать участкового, проверить, не спугнем ли мы кого-нибудь.

Я был против всякой задержки. И без того поиски затянулись. Если бы Шкаликов был похитрее, найти его было бы вообще невозможно! Весенние переводы нам явно помогли, помогла Ока своими разливами...

Так или иначе, встреча со Шкаликовым надвигалась, и мне хотелось видеть его лицо, его фигуру, его реакцию в первую секунду встречи. Все это было крайне важно.

Что-то подсказывало: мы вышли на значительный след.

Большое село на берегу Окп.

У третьего дома с края участковый сказал шоферу, чтобы он остановил машину.

- Здесь он квартирует, у бабки Анисьи! Кто пойдет, я или вы? - спросил он нас.

Пошли я и Василий. Василию я строго наказал быть предельно собранным. Человек может испугаться, а, как видно, он из пугливых, не разобравшись, может выкинуть любую неожиданность. А может испугаться и всерьез, не без оснований. В такую минуту и за топор, и за ружье схватится, а ружье стреляет и в обратную сторону.

Не застрелился бы!

Василий постучался. На крыльце соседнего дома сидел старик, играл с кошкой.

- Вам Притыкова?... Герасима Ивановича? - спросил он.

- Его самого! - ответил Василий.

- Съехал он! Тому уже боле недели прошло!

Мы переглянулись с Василием. Это был иллюзион почище, чем на станции Рязань.

- Совсем съехал? - уточнил Василий.

- Кто же его знает! Не прощался, не докладывался!

Емкий ответ. И осуждение в нем, и характеристика нрава необщительного.

- Вы все же достучитесь! - сказал я Василию. - Осмотрите избу... Может, что-то из вещей его осталось, может быть, хозяйка знает, куда съехал...

- В правление! - приказал я.

- Стоп! - воскликнул участковый. -Поедем к Рыжикову! Он тут каждого и всякого знает.