Из жизни полковника Дубровина

Трубку на другом конце провода положили. Именно поиски аптеки и надоумили его. Он набрал телефон "скорой помощи" и вызвал врача, сказав, что у него сильнейший сердечный приступ.

Врач приехал.

Выслушал его, серьезных отклонений не нашел. Но Казанский в истерике уверял, что у него разрывается сердце.

- Спасите меня, доктор! Спасите! - кричал он.

Врач вызвал санитаров. Казанского уложили на носилки и увезли в больницу.

В девять часов утра ко мне позвонили из приемной и спросили, не интересует ли меня некто Казанский?

Я посмотрел на Василия. Он не слышал, конечно, что мне сказали, но весь потянулся к телефонной трубке. Ждал!

Я спросил:

- Он в приемной?

Мне ответили, что Казанский вызывает следователя Комитета государственной безопасности в больницу.

Глядя на Василия, я не сдержал улыбки.

- Эксперимент удался! - объявил я ему. - Казанский просит нашего сотрудника, чтобы сделать заявление...

- Надо торопиться, Никита Алексеевич! Свидание у них назначено на половину седьмого.

- Почему торопиться? - спросил я.

- А если послать его на встречу?

- И с поличным взять?

Я нарочно задал такой вопрос, я знал, что Василий задумал нечто иное.

Он меня понял.

- Никита Алексеевич, я не о том! А если через Казанского ворваться в эту цепочку?

- Ворвемся в цепочку, дальше что? Вступать в игру?

- Смотря что их интересует... Если Брунов, то мы можем сделать большое дело!

- Это зависит и от Казанского...

- Согласится!

- Я не об этом. Сумеет ли он их переиграть? Мы же с тобой решили, что Раскольцев очень сильный противник. И этот еще господин...

Все это звучало убедительно.

- Я вижу, Василий, вам очень хочется поехать в больницу... Ехать, однако, придется мне!

Я попросил главного врача больницы отвести мне часа на два отдельную комнату. Главный врач уступил мне свои кабинет. Туда привели Казанского. Дверь закрылась. Я запер ее на ключ, повернулся к Казанскому.

В его глазах и мольба, и надежда.

Я показал ему свое удостоверение. Сам не стал задавать ему вопросов. Важно было, чтобы он все рассказал, чтобы раскрылась мера его искренности.

Всю историю знакомства с Нейхольдом он рассказал подробнейшим образом, ничего не утаил. Трудно ему было, человек хочет всегда выглядеть красиво. Художник - и вдруг спекулянт, мошенник... И этот порог он перешагнул. В лицах, живо, с полной беспощадностью к себе изобразил сцену вербовки его Эдвардсом.

Словом, рассказал все, вплоть до вызова "скорой помощи". Статья 64 Уголовного кодекса гласит: "Не подлежит уголовной ответственности гражданин СССР, завербованный иностранной разведкой для проведения враждебной деятельности против СССР, если он во исполнение полученного преступного задания никаких действий не совершил и добровольно заявил органам власти о своей связи с иностранной разведкой". Я показал ему портрет Сальге, тогда еще личности для нас туманной.

Он его никогда не видел.

Наступала решающая минута. Посылка, небольшая картонная коробочка из-под пилюль лежала передо мной на столе. Он не открывал ее.

О вступлении в большую игру речи пока еще не шло.

Но позондиронать, попробовать, пойдет ли игра, мы могли.

- И предположений никаких нет, - спросил я его, - кто придет к вам на встречу у памятника Пушкина?

- Никаких!

- У вас нет желания прогуляться по Большой Бронной от Никитских ворот до площади Пушкина?

- Мне? Сейчас? Сегодня?

- Не сейчас! У вас целый день впереди, чтобы подготовиться! Вы этим нам очень поможете.

Он растерялся.

- Разве вы не думали, что и мы можем к вам обратиться за помощью, чтобы до конца разобраться во всей этой истории?

- Думал.

- Вот мы и обратились к вам с такой просьбой! Вашу встречу мы обезопасим всеми мерами...

- Мне кажется, что они следили за мной...

- Это действительно только кажется...

- "Волга" за мной...

- Не следили! - перебил я его. - Это мы знаем точно! Но мы не настаиваем - это должно быть ясно выраженным вашим добровольным желанием!

Он согласился.

Решено было, что он останется до вечера в больнице.

Специалисты открыли коробочку и обнаружили в ней бобину с магнитной проволокой. Проиграли ее на соответствующей аппаратуре. На ней оказалась запись уже известного разговора на веранде дачи Раскольцева с Бруновым. И все... Вопрос, куда протянулись руки хозяев Раскольцева, был ясен. Брунов и сфера его деятельности... Их интересовала система гражданской обороны.

- Пожалуй, имело смысл "помочь" им через Брунова. Обычно разведки очень критически относятся к каким-либо сенсационным удачам. Всегда в таких случаях возникает опасность наткнуться на дезинформацию. Но никто не может на первых порах, а иной раз и на протяжении длительного времени определить, достоверные это сведения или дезинформация.

Все эти соображения я изложил Сергею Константиновичу. Такого рода игра - дело крайне деликатное.

- Вы еще раз, - начал Сергей Константинович, - приостановили арест неизвестного... У вас уже созрел какой-то план?