Читаем Из жизни полковника Дубровина полностью

Но я не стал развивать разговора о болезни, я не считал нужным помогать ему. Он сам должен был переступить тот психологический барьер, который, мне виделось, встал перед ним.

Но я ошибся на этот раз. Он пришел к нам не с повинной!

- Решил я, - начал он несколько патетически, - вспомнить былое... Все нынче мемуарами увлеклись...

У меня какие же мемуары! Но рассказать как врач, как человек гуманной профессии о страшном прошлом, о том, что такое фашизм, как изничтожал он личность, мне думается, я сумел бы небезынтересно для нашей молодежи...

Я не поднимал глаз... Опасался, что выдам себя. Лицемерие его меня не сразило, я знал, что это противник из сильных. Я боялся, что выдам свое торжество... Игра пошла. И он пришел меня проверить, проверить, почему я у него оказался на приеме, проверить, конечно, чем я занимаюсь здесь, выяснить, что мы знаем о Шкаликове.

Я ждал этого вопроса с минуты на минуту. Я даже ускорил его,

- Чем мы можем быть вам полезны, доктор? Все, что в моих силах, я готов сделать...

- Времени прошло много, - неторопливо продолжал Раскольцев. - Память инструмент не всегда надежный... Кое-что надо мне перепроверить... Трудно найти теперь тех, с кем пришлось сталкиваться там, в лагерях...

Иные умерли, иных не могу найти...

В знак согласия я кивнул головой.

- Трудновато... Согласен! Война раскидала людей.

И после войны прошло сколько времени... Но, может быть, поищем вместе с вами... Кого вам хотелось бы найти?

- Был у меня там товарищ... Вместе с ним бежали...

Он был организаторм побега... Его находчивости я обязан жизнью! Простой человек, рядовой солдат...

- А вы разве не были рядовым? - спросил я негромко и как бы даже удивившись. Только на секунду я посветил в бездну, которая разверзлась перед Раскольцевым. Вопрос этот может показаться простым только по первому ходу. Я зацепился за его слова "рядовой солдат". Внешне на этом все и заканчивалось. Начинал войну в рядах Красной Армии Раскольцев тоже рядовым..

В карательном легионе он значился по нашим материалам офицером.

Я не спросил "вы были или не были рядовым", вопрос исходил от открытого подтекста, я как бы удивлялся, что он зачисляет себя не в рядовые...

Боюсь, что Раскольцев не уловил столь сложного подтекста, это, конечно, хорошо, что не уловил, это была еще одна проверка его настороженности. Мне было важно теперь использовать этот его визит с наибольшей для себя пользой. Я не обольщался... Если мы вступали в игру и игра принималась, то с Раскольцевым вот этак, с глазу на глаз, мне беседовать придется теперь не скоро. Он ответил:

- Я был тоже рядовым... Но разница между нами была... Я войну начинал студентом, он начинал, мне кажется, не очень-то грамотным деревенским пареньком...

И оба мы попали в плен... По каким лагерям и где он скитался все годы я не знаю... Мы встретились с ним буквально в последние дни войны... В лагере под Познанью... На польской земле... Шкаликов его фамилия, Сергей Николаевич... И все! Больше я о нем ничего не знаю! В адресном бюро не справишься. Год его рождения мне неизвестен. Место рождения неизвестно...

- И лагерь немецкий, вы говорите, был для него транзитным?

- Привезли его откуда-то...

- Маловато, Алексей Алексеевич! Посудите сами!

Никакой пока зацепки вы мне не дали, чтобы его можно было найти...

- Было нас четверо... Одного я встречал после войны... Он умер... Некто Голубев... На улице его как-то встретил... Он бочком, бочком и в сторону... Но потом я справлялся... Он умер...

- Кто же четвертый? - спросил я.

- И имя и фамилию четвертого запамятовал... А может быть, даже и никогда не знал... В последние дни все в лагерях смешалось...

Не нарочно ли так ограничил круг своих сведении Раскольцев, чтобы выведать, не раскроюсь ли я, развивая его поиски? Все могло быть...

- Маловато, Алексей Алексеевич! - заключил я. - Могу дать вам совет... Вам известен адрес этого... Голубева?

- Был адрес... Когда мы встретились на улице в сорок седьмом году, он мне дал его... Несколько лет спустя я его попробовал найти... Не только дома, но и улицы не оказалось на месте. Старое все снесли, новое построили... Тогда мне в райисполкоме и в милиции помогли...

Сообщили, что Голубев умер... Один умер... Семьи у него не было... Может, кто-то и был близкий, где же теперь найдешь?

Я развел руками, открыл стол и достал из ящика стола трубку.

- Стоп! - воскликнул Раскольцев. - Трубку долой! Нельзя!

- Трудно сразу, доктор!

- Потом будет легче!

- Мало вы мне дали для поисков... Не знаю, что вам и посоветовать!

- Нас, когда пришли части Красной Армии, допрашивали в особом отделе!

Я встрепенулся, изобразил живейший интерес на лице.

- Какое подразделение, часть, дивизия или полк вас освободили? Что-нибудь запомнили?

- Из истории знаю, что Познань освобождала восьмая гвардейская армия... Запомнил я и дивизию... Допрашивал нас офицер из особого отдела тридцать девятой гвардейской дивизии... Фамилии его не знаю... Не назвался...

Я записал на листке номер армии и дивизии... Фамилию Шкаликова.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное