Из жизни полковника Дубровина

— Где русские, где их главные силы?.. — вопрошал он сам себя вслух. — Я не люблю двигаться в настороженную пустоту... Не города нам нужны, а сражения, сражения и только сражения...

К ночи в штаб группы поступило сообщение авиационной разведки о том, что части Красной Армии накапливаются в районах Смоленска, Орши и Могилева.

Генерал сделал отметки на карте и задумался.

Шел десятый день войны...

На десятый день на Западе танки генерала мчались, почти не встречая сопротивления к побережью Ла-Манша. Впереди был Дюнкерк.

Десятый день войны, позади Минск, войска движутся на Могилев, на Смоленск, на их пути новый заслон, в тылу не прекращаются бои юго-восточнее Белостока и Гродно. Десять дней сражается белостокская группировка, отрезанная от тылов. Окружение?

Генерала нервируют бои в тылу, он поучает своих офицеров:

— Окружением обеспечивается полное уничтожение противника. Бои не утихают и нисколько не спадает их напряжение. Мы несем потери. Если бы мы оттеснили эту группировку-наши потерн были бы меньшими...

Просторный зал Несвижского замка Радзивилла успели переоборудовать. Зал обставили мебелью, полы застелили коврами. Но генерал был равнодушен к излишествам в походной жизни. Он был человеком одной идеи, честолюбие превышало все иные страсти. В войне он искал славу полководца.

Ковер глушил его шаги. Он ходил вдоль зала и сам себе отвечал на мрачные мысли.

— Мы делаем ставку на распад в тылу у противника.

Вперед и только вперед! Только вперед, не думая о неприятностях в тылу. Вперед, пока не подтянуты из глубины все силы противника. Или начнется крушение большевистского режима, или... Или мы получим затяжную войну!

2 июля генералу не удалось двинуть свои силы вперед. Сопротивление окруженной группировки Красной Армии в районе Белостока всерьез встревожило высшее командование. Из танковой группы были отозваны несколько дивизий и введены в развернувшееся сражение с окруженцами. Головная дивизия танковой группы достигла Березины под Борисовом. Генерал ожидал сообщений о форсировании Березины.

3 июля с Березины, из-под Борисова, пришли тревожные сигналы по радио. Это было похоже на сигнал "SOS".

Текста радиограммы я не видел, генерал объявил офицерам, что "русские сильно контратакуют!". Он тут же приказал подать ему танк и выехал на Березину в сопровождении офицеров штаба.

Мы мчались к Борисову, к месту разгорающегося сражения.

По дороге, когда мы остановились на командном пункте корпуса, генералу сообщили, что под Борисовом контратакуют русские танки, поддержанные авиацией.

Я впервые услышал, что в атаку двинулись тяжелые танки, вспомнил, как два танка прошили под Слонимом насквозь немецкую оборону.

Из-под Борисова неслись тревожные радиодепеши:

"Русские танки неуязвимы".

Генерал приказал выставить против них французские танки. К Борисову были тут же стянуты все силы воздушного флота, обеспечивающие группу армий "Центр".

Генерал требовал беспрестанно, чтобы был подбит хотя бы один русский танк и отбуксирован в тыл.

Продвижение через Березину в районе Борисова было приостановлено, немецкие части попятились, а генерал спешно снял часть войск с кольца окружения. Встречиым ударом окруженные проткнули немецкую оборону, и в коридор устремились советские войска. Надежды на полное уничтожение окруженной группировки у высшего немецкого командования рухнули. На Березину пришлось стягивать две танковые группы, главную ударную силу всей группы армий "Центр".

Донесения с места боя шли очень противоречивые.

Командиры танковых подразделений сообщали, что их атакуют крупные силы русских, равные чуть ли не танковой армии. Авиаразведка доносила, что в районе Борисова действует всего лишь дивизия.

На командный пункт к генералу прибуксировали советский подбитый танк. Впервые я услышал наименование Т-34. Откуда немцы установили его маркировку, я не знаю, но дело не в маркировке. Танк приволокли с оборванными гусеницами.

Генерал приказал поставить противотанковую батарею, зенитные орудия и три танка T-IV, а также тяжелый французский танк Б на спешно оборудованном полигоне. Мотористы сняли мощность мотора Т-34 и танк выставили, как мишень перед батареями.

Генерал сам бил по нему из противотанковых пушек.

Все до одного выпущенные им снаряды попали в цель.

На лобовой броне остались лишь отметины.

— Установить уязвимые места этого танка, доставить танк в Германию в распоряжение верховного командования! — приказал генерал.

Вечером, когда выдалась минута остаться нам наедине, генерал спросил меня:

— Зачем приезжал барон?

— Удостовериться, что в одном пункте план кампании исполнен, — ответил я осторожно.

— Я слышал, что он допрашивал пленных... Вы были у него переводчиком?..

— Я не назвал бы это допросом... Скорее, это была беседа.

— Я не знал, что вы в совершенстве владеете русским языком. Это делает честь барону! Он умеет выбирать себе помощников. Что его интересовало?

— По его вопросам об этом можно было только догадываться.

— Мои опасения подтвердились. Русские вводят в бой тяжелые танки... Это серьезно...

— Их должно быть очень мало.