Из жизни полковника Дубровина

— Никто из нас этого подсчитать не может! Сегодня выступил по радио Сталин!

Это было для меня новостью, никто из штабных офицеров об этом ничего не знал.

— У меня нет еще перевода, есть радиоперехват на русском языке. Вы могли бы мне перевести его выступление?..

Генерал протянул мне папку. Несколько страничек машинописного текста, я сразу охватил его глазами и чуть помедлил с переводом, вникая в смысл текста.

В тексте много ошибок, без знаков препинания, хаотически расставлены большие буквы.

Перевести текст и в таком виде, конечно, не составляло труда. Досадовал я, что не слышал голоса. После войны мне рассказывали те, кто слышали, что голос у Сталина пошатывался от волнения, что он пил воду и вода булькала в стакане. Сталин обрисовал опасность, надвинувшуюся на Советский Союз, провозглашая народную войну во всем ее объеме, призвал оставлять захватчикам выжженную землю. Война не на жизнь, а на смерть... Знать бы мне заранее, я сумел бы утром настроить радиоприемник. По тексту я понял, что страна мобилизуется, что впереди еще ожидают нас тяжелые потери, но Москва смотрит с уверенностью в будущее.

Мне очень трудно было следить за тем, что происходит на других участках фронта. Обстоятельства вынуждали меня быть осторожным, я не задавал лишних вопросов, а со мной никто не делился планами высшего командования. Но я знал, что под Ленинградом идет не все так, как планировалось, что город не взят, а где-то в районе Пскова продвижение застопорилось, совсем незначительными оказались по сравнению с намеченным успехи под Киевом. Генерал как-то обмолвился:

— Наш старый друг фон Клейст как бы не оставил мне обнаженным правый фланг...

Фланг обнажался, фон Клейст никак не мог пробиться к Киеву.

Генерал и его командиры корпусов и дивизий рвались вперед, ожидая, что в глубине сопротивление Красной Армии ослабнет, но бои не утихали ни на одном из участков продвижения. И с каждым днем стрелки на карте, отмечающие пройденное расстояние, становились короче и короче. Генерал на ходу производил перегруппировку войск, высшее командование на этот раз, как и во Франции, начало склоняться к совместным действиям полевых и танковых армий, опасаясь, что танковый прорыв может привести к катастрофе. 9 июля к генералу приехал командующий группы армий."Центр" фельдмаршал Клюге и потребовал прекращения подготовки наступления на Смоленск до подхода пехотных дивизий.

Но, видимо, опять незримо вмешались те силы, что стояли за спиной генерала и барона. Инерция успехов на Западе еще держала в плену всю армию.

10 июля танковые дивизии в нескольких местах форсировали Днепр, но взломать оборону не смогли. Они лишь просачивались сквозь боевые порядки Красной Армии. 13 июля на командный пункт пришла радиограмма из-под Орши, что русские применили какую-то сверхмощную артиллерийскую установку, которая несколькими залпами уничтожила больше пехотного полка и сожгла несколько десятков танков. Несколько залпов этой установки задержали наступление на всем участке.

Я тогда еще не знал, что это реактивные минометные установки, которые русские солдаты назвали ласково "катюша".

16 июля немецкие танки ворвались в Смоленск. Для пропаганды немецкого оружия факт, конечно, знаменательный. Но генерал подсчитал дни и часы. И получилось, что за шесть дней его войска реально продвигались лишь по двадцать километров в сутки, устилая дороги трупами, оставляя у себя в тылу факелы горящих танков.

— Мы превосходим русских по всем видам вооружения вдвое! В чем дело? — вопрошал генерала фельдмаршал фон Клюге. — Где ваши скорости продвижения?

Генерал ответил:

— Мы не во Франции, господин фельдмаршал!

Генерал пытался прорваться на Дорогобуж, чтобы замкнуть кольцо вокруг тех частей Красной Армия, которые сражались восточнее Смоленска. Но продвижение отмечалось только на малозначащих участках фронта.

Было похоже, что фронт стабилизируется. Дивизии доносили об огромных потерях, поступали известия о сосредоточении нескольких русских армий по линии Новгород-Северский, западнее Брянска, Ельня, Осташков.

Генерал попросил подкрепить его пехотными частями. Он усматривал в этом признаки перехода от маневренной войны к позиционной. Ох, как ему этого не хотелось, всякая задержка, всякий намек на стабилизацию фронта выводили его из себя. Но все его усилия двинуться вперед наталкивались на непробиваемую оборону. Он пытался хотя бы на каком-нибудь участке двинуть вперед танки.

23 июля на танковую группу обрушился контрудар из Рославля, немцы не успели отбить атаки и вернуть достигнутых ранее рубежей, как 24 июля, на другой день, под ударами Красной Армии фронт попятился под Смоленском.

Несколько дней шли изнуряющие бои под Смоленском, и 27 июля войска Красной Армии ворвались в город.

— И все-таки только вперед! Только в движении вперед наше спасение! — восклицал генерал у себя в штабе.

Я написал Рамфоринху записку:

"Господин барон!