Из жизни полковника Дубровина

Но "тридцатьчетверки" не попятились. Они промчались вдоль строя немецких танков и исчезли так же мгновенно, как и появились.

Вдруг совсем с другой стороны такая же стремительная четверка. Я даже был готов подумать, что это те же танки. Но уж очень быстро они изменили позиции, действуя, как в хорошо отрепетированном спектакле. Они вновь прошлись по флангу танковой армады и оставили пятнадцать горящих танков. А в это время с другого фланга последовал столь же стремительный налет.

Я уже знал от генерала и его командиров, что "тридцатьчетверку" немецкий танк мог поразить, только зайдя ей сзади. Но советские танкисты не подставляли спины, они все время шли сбоку от немецких танков, поражая их в самые уязвимые места.

— Они кое-чему научились! — выдавил из себя генерал.

Он приказал прекратить атаку и сосредоточиться для нового рывка. На этот раз в броске должны были участвовать двести танков и сто бронетранспортеров с пехотой.

Шел дождь, подступали осенние сумерки. "Юнкерсы"

ничем не могли помочь танкам. Но двести танков и без "юнкерсов" сокрушительная сила.

Командир дивизии явился к нам на наблюдательный пункт с донесением, что все силы дивизии сосредоточены для атаки, что они должны ударить почти в одну точку.

Он даже осмелился спросить, не сядет ли генерал в свой командирский танк посмотреть, как будут сбиты позиции русских. Генерал колебался. Еще дребезжали сумерки, но уже расплывались далекие очертания перелесков.

Вдруг дрогнула земля, и откуда-то из-за пригорка возник оглушающий рев и свист. Стало светло как днем, огненные кометы опоясали землю. Рев нарастал, как в кошмаре. Генерал и несколько офицеров из опергруппы сидели в надежном убежище, в километре от сосредоточившегося для атаки танкового тарана.

Опытный глаз уловил, что удар огненных комет проносится мимо, а если бы и не проносился мимо, то и на землю падать в блиндаже не имело бы смысла.

Взрывы слились в один сплошной звук горного обвала. Вспыхнула земля, заплясали языки жаркого пламени. В общий грохот ворвались звуки рвущихся боеприпасов. Горели танки... Горели, как подожженные солнечным жаром. И огонь-то был необычным, языки пламени имели странный голубоватый оттенок.

Генерал, ни слова не обронив, стремительно выбежал по ступенькам из блиндажа. Внизу, в долине, где сосредоточились танки для атаки, все пылало и плавилось...

— Я слышал об этом под Ельней! — обронил он сквозь зубы. — Без разведки ни шагу вперед! Боюсь, что Советы здесь успели против нас выставить танковую армию...

Ночью генерал продиктовал письмо в ставку. Он потребовал приезда из Берлина комиссии, которая удостоверилась бы в превосходстве над немецкими танками советских "тридцатьчетверок".

Утром пришло донесение о потерях: сорок три танка немецких и два русских...

Командир дивизии казался потерянным. Я его помнил по первым дням наступления, помнил под Ромнами.

Таким его видеть не приходилось. Он не мог скрыть дугневного потрясения.

— Вас смутило новое оружие русских? — спросил его генерал. — Никакое оружие не может изменить соотношения сил...

— Мастерство их танкистов, — парировал полковник, — это уже постоянно действующая величина... Они бьют из засады, а мы гоняемся дивизией за несколькими танками... Я не верю, что перед нами танковая армия...

Несколько десятков танков остановили дивизию...

— Ну, до этого мы еще не дожили! — оборвал его генерал.

— Наши подбили русский танк... Водитель жив...

— И сейчас жив? — нетерпеливо воскликнул генерал.

— Сейчас? А вот этого не знаю!

— Я требовал "языка" для личного с ним разговора!

Полковник поморщился.

— После того как наши горели в долине? Я отдал распоряжение, чтобы его перевязали, привели в порядок... Но я не могу ручаться!

— Немедленно доставить его ко мне!

Мне генерал бросил на ходу, что я должен быть у него переводчиком.

Привели русского танкиста. Обгоревший комбинезон, рука на перевязи, обмотана бинтами шея, повязан левый глаз. Лицо черное, от въевшейся в кожу гари.

— Водитель танка? — спросил генерал.

Пленный ответил утвердительно.

Последовал сразу же главный вопрос:

— Сколько на шоссе Орел-Мценск сосредоточено русских танков?

Я не успел перевести вопроса, вмешался полковник:

— Он дал об этом нелепые показания... Пленный увеояст, что перед нами сосредоточено более трехсот танков... В одной точке мы не встречались с такими танковыми силами русских... Оно не могло не быть замечено нашей авиаразведкой... Я положил перед ним карту н попросил указать, где же сосредоточены эти танки?

Он указал на пустые места...

Генерал расстелил на столе карту. Поманил пальцем пленного. Танкист оглянулся на меня.

— Подойди к карте! — предложил я ему.

— Где танки? — спросил генерал и протянул танкисту карандаш.

Он был тяжело ранен, ему с трудом давался каждый шаг. Он опять оглянулся на меня и сказал:

— Объясните генералу, что я не обучен читать карту.

Могу и ошибиться...

— Передайте ему, — ответил генерал, — что, если он расскажет правду, хотя бы как он ее знает, мы сохраним ему жизнь. Мы положим его в госпиталь... И я даю слово после госпиталя отпустить его и не посылать в лагерь для военнопленных.