Из жизни полковника Дубровина

Пришлось перевести с полной точностью слова генерала, я не исключал возможности, что полковник знал русский язык.

Спокойно и даже вроде бы ласково взглянул на меня голубой глаз танкиста. Если он и разыгрывал покорность, то должен сказать, что бог его наделил актерским талантом.

Танкист подвинулся к карте...

Генерал ткнул указкой в точку, указывая на Орел:

— Здесь? Это город Орел!

Танкист кивнул головой. С трудом давалась ему речь.

— Был приказ взять Орел с ходу! Мы вот здесь на станции наткнулись на вашу противотанковую батарею.., и отступили... Несколько танков прорвались в город. Бой шел всю ночь.

— Танки вернулись? — живо спросил генерал.

— Три танка не вернулись, остальные прошли сквозь город и вышли обратно к нам...

Генерал обернулся к полковнику.

— Пока что он говорит правду...

— И о тех танках, которые вернулись из города? Мне думается, что в город и ворвались всего лишь три танка...

— Сколько танков ворвались в город? — спросил у танкиста генерал.

— Батальон шел... — ответил танкист. — Разве вы больше, чем тройку, подбитых насчитали?

Я начал понимать танкиста. Живуча была в нем солдатская хватка. Он ничего не сказал, чего не знали немцы, а у них уже попытался выспросить о судьбе прорвавшихся в город танков. Генерал подтвердил, что в городе были подбиты три танка. Видимо, танкиста волновала судьба товарищей.

— У нас так и решили! — подтвердил он.

— Сколько у вас танков? — крикнул полковник.

— Танки выгружаются каждую ночь... — ответил танкист. — Сейчас, я думаю, уже больше трехсот!

— Вот! — крикнул генерал, обращаясь к полковнику. — Я говорил! Перед нами крупное танковое соединение!

— Где эти танки?

Все вернулось к первому вопросу. Танкист долго рассматривал карту.

— Какое сегодня число? — спросил танкист.

— Шестое октября, вечер! — ответил я ему.

Танкист показал здоровой рукой на карту.

— Вчера мы были здесь!

И он указал на ту долину, где был нанесен удар по немецким танкам советскими реактивными минометами.

Полковник зло бросил:

— И там были все триста танков?

— Да нет... Должно быть, не все... Они будут защищать Мценск...

— Кто ваш командир? — задал последний вопрос генерал.

— Генерал Катуков!

— Катуков? — переспросил генерал. — Кто такой Катуков? Я думал, что здесь генерал Жуков! Не путает танкист? Вы правильно произнесли фамилию генерала?

Это уже был вопрос ко мне. Я переспросил танкиста.

— Катуков...

— Кто он?

— Танкист...

Генерал пожал плечами.

— Нет, это несерьезно! Нам надо взять в плен высшего офицера... А кто этот танкист?

Танкист объяснил, что он тракторист, колхозник, из Подмосковья, что родился он в двадцатом году 20 апреля...

Генерал быстро взглянул на полковника, полковник развел руками.

— Передайте! — сказал генерал. И для танкиста я перевел: — В Германии есть закон, всякому даруется жизнь, даже преступнику, если он родился в тот же день, что и наш фюрер...

Показания танкиста имели свои последствия. Ни седьмого, ни восьмого октября генерал не возобновил наступления.

А каждый день и каждый час в те дни были драгоценны для обороны Москвы.

Командир корпуса и генерал собрали мощную колонну в шестьсот танков. 9 октября передовые отряды корпуса в составе сотни танков предприняли новую атаку там, где им не удалось пройти седьмого октября. Боя мне не довелось наблюдать, генерал не захотел рисковать встречей с реактивным оружием русских. Сто танков — огромная сила. Но эти танки были активно атакованы с флангов русскими танками. Бой был ожесточенным, и казалось, что русские должны были попятиться... Но тут произошла история с горючим.

Бросив на прорыв сотню танков и надеясь на прорыв по прямой на Мценск, командир корпуса подтянул резервные цистерны с горючим к месту сосредоточения главных сил.

Колонна, приготовленная к прорыву, растянулась в общей сложности километров на пятнадцать вдоль шоссе. С флангов ее охранял стальной коридор из танков.

Впереди шел бой на прорыв. Пылало более десятка танков.

Командир корпуса приказал усилить давление танками и бросил в бой танковый батальон. Батальон двинулся на исходные позиции для атаки вдоль шоссе. Авиационную разведку из-за погоды вести было невозможно.

Обычно над таким скоплением танков барражировали несколько звеньев истребителей, а по флангам делали облет разведывательные самолеты.

Из-за пригорка выскочили три "тридцатьчетверки".

Они прошили насквозь таранным ударом броневое охранение и выскочили на шоссе. Рассказывали, что танки проутюжили участок шоссе, занятый бронетранспортерами с пехотой, наскочили на цистерны с горючим и расстреляли их в упор. Взрывы и огонь ста тонн горючего были и слышны и видны в городе. Должно быть, это было столь же страшно, как и взрывы реактивных снарядов. Цистерны с горючим были рассредоточены вдоль колонны, пламя перекидывалось с одной на другую, сжигая свои же танки, бронетранспортеры и автоматчиков.

Солдаты побежали с шоссе в поле, там их встретил пулеметный огонь из засады.

— И этот день для наступления оказался потерянным.

Семь дней боев — и почти никакого продвижения.