Из жизни слов

Так в греческой мифологии именовались два чудовища, стороживших узкий Мессинский пролив, отделяющий остров Сицилию от Апеннинского полуострова. Спастись от них считалось почти немыслимым: кто избегал зубов Сциллы, попадал неминуемо в пасть Харибды. Надо полагать, что под этими именами греки обозначали какие-то рифы и стремнины, неизвестные нам, но опасные для их утлых суденышек, а их буйное воображение придавало грозным явлениям природы облик коварных и страшных живых существ. Так или иначе, имена эти дожили до наших дней, и у нас «находиться между Сциллой и Харибдой» означает безвыходное положение, когда верная гибель грозит сразу с двух сторон.

Т

Табула раза

(Tabula rasa)

В переводе с латинского языка это означает «чистая дощечка». Мы же именуем этими словами всё еще не установившееся, не определившееся — например, память маленького ребенка, в которой еще ничего не успело запечатлеться. Как возникло такое сложное значение для столь простых, на первый взгляд, слов?

До изобретения письма на коже, пергаменте древние обычно писали острыми палочками — «стилямя» — на навощенных табличках или дощечках. Ненужные записи было легко стереть тупым концом «стилуса» (стиля), и дощечка опять становилась пригодной к новым записям. Вот с такой-то чистой табличкой и сравнил не тронутое еще воспитательным воздействием сознание маленького ребенка английский философ Д. Локк. Сравнение понравилось, его подхватили, и найденный Локком образ стал твердым словосочетанием во многих языках.

Стоит заметить, что этот же простой факт из истории письма дал нам также и наше слово «стиль». Римляне могли говорить: «У него хороший стиль», имея в виду самое орудие письма, а мы под словом «стиль» разумеем манеру письма, способ выражения.

Так проходит слава мира

(Sic transit gloria mundi)

Выражение из торжественной церемонии избрания папы в римско-католической церкви. В ходе этой церемонии выполняется старинный обряд. Когда новый папа вступает в собор святого Петра в Риме, перед ним троекратно сжигается пучок пакли, подвешенный к жезлу. При этом кардинал трижды возглашает: «Святой отец, так проходит слава мира!» Обряд этот восходит к началу XV века, когда делались попытки ограничить папскую власть, и, вероятно, имел назначение напомнить первому сановнику церкви, что не он является главным, и посоветовать ему не увлекаться видимым почетом, доставшимся на его долю.

Слова эти (чаще в их латинском звучании: сик трáнзит глóриа мýнди) употребляются в распространенном значении: слава временна, преходяща, и обольщаться ею не следует.

Талант зарыть (в землю)

Слово «талант» значит «блестящая способность», это знают все. Но далеко не всем известно, откуда взялось в нашем языке это слово.

В древности у греков «талантом» именовалась мера веса, притом немалая. Один талант серебра равнялся приблизительно полутора тысячам рублей. Впоследствии талант стал денежной единицей, так же как, скажем, в Англии фунт стерлингов. Главное богатство человека, его прирожденные способности, уже очень давно стали называть также «талантом».

Самое выражение «зарыть талант в землю» впервые встречается в евангелии. Некий человек, уезжая в далекие страны, призвал своих рабов и роздал им свои деньги. Одному он доверил пять талантов, другому — два, третьему — один. По возвращении он справился, как они постудили с этим богатством. Выяснилось, что два первых вложили свои «таланты» в разные дела и получили на них прибыль, третий же из осторожности зарыл деньги в землю и сохранил их свято, но без всякой пользы. Хозяин похвалил двух первых, а третьего осудил.

С тех пор эта притча применяется к каждому человеку, который не развивает свои природные способности, не дает им возможности раскрыться.

Танцевать от печки

Так говорят о людях, у которых привычка действовать по затверженному заменяет знания. Его просят: «Прочитай басню „Стрекоза и Муравей“ начиная со слов: „Помертвело чисто поле…“» — а он не может. Он может только «от печки», с самого начала.

Смысл этого выражения понятен, а вот откуда оно пошло?

Судя по всему, из книги одного русского писателя XIX века — Б. Слепцова «Хороший человек».

Бесплодные скитания на чужбине заставляют героя романа Теребенева вернуться к себе, в Россию, которую он некогда покинул.

«Как это возвращение напоминало эпизод из детства, когда его, Сережу, учили танцевать!

Вот, окруженный родителями и дворней, стоит он в зале у печки. Ноги вывернуты в третью позицию. Учитель выжидает, а затем командует: „Раз, два, три“. Сережа пытается проделать требуемое „па“ — и вдруг конфуз: одна нога у него подвертывается, заплетается за другую, он сбивается с такта и останавливается.

— Эх, какой ты, брат! — с укором говорит отец. — Ну, ступай опять к печке, начинай сначала».

И Сережа снова возвращается к печке.