Из жизни снобов

Днем они играли в теннис, и она была такой же, как и всегда; она восхищалась его сильными ударами; случайно оказавшись рядом с ним у сетки, она вдруг похлопала его по руке. Но позже, когда они сидели на большом тенистом крыльце особняка Чиверов и пили лимонад, им не удалось побыть наедине буквально ни минутки. Случайно ли, вернувшись с корта, она взяла и села прямо перед ним, рядом с «Толстяком»? Прошлым летом она так и норовила остаться с ним наедине – под любыми предлогами. Чувствуя, что находится на грани, он ушел переодеться, чтобы ехать на танцы в загородный клуб – вот-вот ему должна была открыться какая-то ужасная правда…

Клуб находился в небольшой лощине, почти скрытой, словно крышей, кронами ив – сквозь их черные силуэты вниз падали неровные капли и пятна лунного света. Когда они ставили машину на стоянку, из окон до Бэзила донеслась его любимая мелодия «Китайский квартал», тут же распавшаяся на отдельные ноты, разбежавшиеся по поляне, словно эльфы. Его сердце стало биться быстрее, у него перехватило дыхание; пульсирующая тропическая тьма наполнила сердце романтикой, о которой он мечтал. Но, оказавшись с ней лицом к лицу, он почувствовал себя слишком маленьким и бессильным, чтобы насладиться блаженством, которого жаждала его душа. Танцуя с Минни, он ощущал стыд за то, что навязывает ей свою бренную сущность в этой чудесной стране фей, чьи незнакомые фигуры с каждой минутой обретали в его глазах все большую и большую красоту и великолепие. Он стал бы здесь королем, если бы она протянула к нему руки и притянула к себе нежными речами; но она лишь сказала:

– Не правда ли, Бэзил, здесь чудесно? Мне еще никогда не было так хорошо…

Стоя среди нетанцующих мужчин и разговаривая с Ле-Мойном, Бэзил почувствовал что-то вроде ревности и некую незнакомую робость. Долговязая фигура, упорно нависавшая над Минни во время танца, вызывала у него раздражение, но никакой неприязни к нему он не испытывал, а рассудительные замечания, которыми Ле-Мойн обменивался с проходящими мимо девушками, его даже забавляли. Бэзил и Уильям Гаспар были здесь самыми младшими ребятами, а Бесси Белл и Минни – самыми юными девушками, и впервые в жизни Бэзилу страстно захотелось стать постарше, чтобы быть не столь впечатлительным и не столь впечатленным. Ему хотелось выглядеть пресыщенным и спокойным, но он вздрагивал всякий раз, услышав какой-нибудь новый запах, новую мелодию или замечая нечто доселе невиданное. Недовольный собой, он чувствовал, как целый прекрасный мир струится по нему, словно лунный свет, давит на него, заставляя то вздыхать, то задыхаться, а он беспомощно барахтается в своем избытке юности, за который не меньше сотни присутствовавших здесь взрослых отдали бы, не задумываясь, несколько лет своей жизни.

На следующий день, когда он встретился с ней в мире, вновь ужавшемся до обычной реальности, все вокруг стало выглядеть более естественным, но чего-то все-таки не хватало, и он никак не мог заставить себя быть любезным и веселым. Это смотрелось бы, словно храбрость после битвы. Ведь именно таким ему надлежало быть вчера вечером! Вчетвером, но не парами, они поехали в центр города, в фотоателье, чтобы забрать фотографии Минни. Бэзилу понравилась одна фотография, которая не понравилась больше никому, – ему показалось, что на ней Минни выглядела как тогда, в Сент-Поле, так что он заказал напечатать две штуки – одну для нее, а вторую для себя; карточку должны были прислать ему в Йель. Весь день она вела себя рассеянно, что-то тихо напевала; но когда они вернулись в особняк Чиверов, она буквально взлетела по ступенькам, услышав донесшийся из дома звук телефонного звонка. Разговор длился минут десять; вышла она угрюмой и хмурой, и Бэзил случайно услышал, как она коротко сказала подруге:

– Он не сможет!

– Как жаль!

– …вернется только в пятницу…

Уехать куда-то мог только Ле-Мойн – и для Минни это что-то значило! В тот же миг, не в силах более выдержать крушение своих надежд, он с несчастным видом встал и предложил Уильяму ехать домой. К его удивлению, у него на руке тут же оказалась рука Минни, хотевшей его задержать.

– Не уходи, Бэзил! Я ведь с самого твоего приезда, кажется, и минутки с тобой не побыла!

Он грустно рассмеялся:

– Разве ты заметила?

– Бэзил, не валяй дурака! – Она закусила губу, словно обидевшись. – Пойдем посидим на веранде.

Он тут же просиял, исполнившись надежды на счастье. Его успокоила ее нежная улыбка, словно порожденная самой свежестью чувств, и он с благодарностью принялся жадно пить ее лживые уверения, словно прохладную воду. Свет заходящего солнца окрасил ее щеки неземным сиянием, которое он видел на них и раньше, и она ему сказала, что вовсе не хотела принимать приглашение Ле-Мойна и что она удивилась и обиделась, когда вчера вечером Бэзил к ней даже не подошел.

– Тогда, прошу тебя, Минни, – взмолился он, – позволь мне хоть раз тебя поцеловать!

– Только не здесь, глупенький! – воскликнула она.

– Тогда пойдем в беседку; мы ведь ненадолго…

– Бэзил, я не могу! Бесси Белл и Уильям на крыльце. Как-нибудь в другой раз.