Из жизни снобов

Но на следующее утро длинные брюки превратились в предмет первой необходимости. Без них он был отрезан от своих сверстников, смеявшихся над «мальчуганом», который до сих пор был их вожаком. Тот факт, что вчера вечером какие-то «пташки» предпочли ему Рипли, не имел для него особого значения; но Бэзил был настоящим спортсменом, и дух соперничества не позволял ему закрыть глаза на то, что его вызвали на поединок как раз в тот момент, когда одна из его рук была крепко привязана за спиной: это было нечестно. Он чувствовал, что нечто подобное обязательно повторится и в школе, – и это было невыносимо! За завтраком, волнуясь, он завел на эту тему разговор.

– Но, Бэзил, – изумленно возразила мама, – тебе ведь было все равно, когда мы обсуждали это на семейном совете!

– Они мне необходимы, – заявил Бэзил. – Я лучше умру, чем отправлюсь в школу без брюк!

– Ну, мне кажется, не стоит говорить глупости!

– Это правда: лучше умереть! Если у меня не будет длинных брюк, не вижу никакого смысла ехать в школу.

Все это было высказано столь эмоционально, что видение его кончины по-настоящему встревожило мать.

– Давай сейчас же прекратим этот глупый разговор. Сиди и ешь завтрак. Потом можешь пойти и купить себе пару брюк в «Бартон Ли».

Успокоенный, но не совсем – ведь исполнение желаний не терпит отсрочек, – Бэзил мерил шагами комнату. Затем последовало страстное заявление:

– Парень без длинных брюк – как без рук. – Фраза ему понравилась, и он ее усилил: – Парень без длинных брюк – как человек без обеих рук! Лучше умереть, чем ехать в школу…

– Бэзил, перестань так говорить. Тебя просто кто-то дразнит!

– Меня никто не дразнит, – с негодованием отверг он мамино предположение, – никто!

После завтрака горничная позвала его к телефону.

– Это Рипли, – раздался неуверенный голос. Бэзил воспринял этот факт довольно прохладно. – Ты не обижаешься на меня из-за вчерашнего? – спросил Рипли.

– Я? Нет! Кто сказал, что я обиделся?

– Никто. Слушай! Мы все собираемся вечером на фейерверк!

– Ну и? – Голос Бэзила был все так же холоден.

– Так вот. Одна из девчонок – та, что была с Элвудом, – сказала, что у нее есть сестра, которая даже красивее, чем она сама, и что она позовет ее с нами, для тебя. Мы решили ехать к восьми, потому что фейерверк все равно раньше девяти не начнется.

– И что мы будем делать?

– Ну, можно опять прокатиться на «Старой мельнице». Вчера мы катались еще три раза!

На мгновение воцарилась тишина. Бэзил посмотрел, закрыта ли дверь в комнату мамы.

– Ты поцеловал свою? – прошептал он в телефон.

– Ну конечно! – И по проводу прошелестел смешок. – Слушай, Эл поедет на машине. Мы заедем за тобой в семь.

– Ладно, – согласился Бэзил и добавил: – Мне сегодня еще нужно брюки купить, так что давай…

– Да? – Бэзилу снова послышался смешок. – Ну, ладно, будь готов к семи!

В десять часов Бэзил встретился с дядей в магазине одежды «Бартон Ли» и почувствовал угрызения совести из-за причиненных родне забот и трат. По совету дяди он выбрал два костюма: ежедневный, темно-шоколадного цвета, и выходной, темно-синего. Костюмы нужно было немного подогнать по фигуре, но один должны были доставить Бэзилу сегодня к вечеру без задержек.

Вполне искреннее раскаяние в нанесении таких больших убытков семье заставило его сэкономить на трамвайном билете и пойти домой пешком. Проходя по Крест-авеню, он замедлил шаг, увидев высокий пожарный гидрант, установленный перед домом Ван-Шеллингеров. Ему внезапно пришло в голову, что вряд ли когда-нибудь еще ему доведется выполнить этот мальчишеский обряд: отныне всю свою оставшуюся жизнь он будет ходить, как и все остальные взрослые люди, в длинных брюках. Чтобы сказать детству «последнее прости», он перепрыгнул через гидрант два раза и сосредоточенно приготовился к третьему прыжку, когда из-за угла вывернул лимузин Ван-Шеллингеров и остановился перед парадной дверью особняка.

Послышался голос:

– Эй, Бэзил!

С гранитного портика второго по величине в городе особняка к нему устремился нежный взгляд, полускрытый шапкой золотистых локонов.

– Здравствуйте, Глэдис.

– Подойдите на минутку, Бэзил!

Он повиновался. Глэдис Ван-Шеллингер была на год моложе Бэзила; она была уравновешенной, хорошо воспитанной девушкой, которая – по местной традиции – в будущем должна была выйти замуж в одном из восточных штатов. Ее воспитывала гувернантка, играть ей позволялось только дома с несколькими избранными девочками (и лишь иногда – в гостях у подружек); в общем, той свободы, что была у всех детей в городках на Среднем Западе, у нее никогда не было. Ей никогда не дозволялось ходить на двор Уортонов, где по вечерам играли все остальные дети.

– Бэзил, я хочу вас спросить: не собираетесь ли вы вечером на ярмарку?

– Ну да, конечно собираюсь!

– Хотите пойти с нами и посмотреть фейерверк из нашей ложи? Я вас приглашаю.

На мгновение он задумался. Ему хотелось принять приглашение, но что-то заставило его отказаться от гарантированного удовольствия ради дальнейшего поиска довольно абстрактных приключений, которые – если бы он оценил их трезво – вовсе его не интересовали!