Он притворился, что хочет ударить ее тросточкой; она радостно захихикала. Хьюберта Блэра все четырнадцатилетние девушки и даже определенный тип инфантильных взрослых женщин всегда находили неотразимым. Он был прекрасно сложен, его фигура находилась в постоянном грациозном движении. У него был веселый, «пикантный», носик; он обезоруживающе смеялся и питал склонность к хитроумной лести. Когда он достал из кармана карамельку, положил ее на лоб, стряхнул и поймал ртом, любому стороннему наблюдателю стало бы ясно, что Рипли суждено было более не видеть Оливии – по крайней мере, сегодня.
Все были настолько зачарованы, что никто и не заметил, как в глазах Бэзила сверкнул луч надежды; с грациозным коварством благородного грабителя он сделал четыре быстрых шага назад, проскользнул сквозь щель в парусине тента и исчез в пустынных помещениях павильона сельскохозяйственных машин. Очутившись в безопасности, Бэзил расслабился и, вспомнив, как смешно выглядел Рипли при неожиданном появлении Хьюберта Блэра, согнулся вдвое от веселого смеха.
Через десять минут в дальней части ярмарки какой-то юноша осторожно, но проворно прокладывал себе дорогу в толпе, направляясь поближе к фейерверкам и размахивая в такт своим шагам только что купленной бамбуковой тросточкой. Несколько девушек взглянули на него с интересом, но он надменно прошел мимо. Он немного устал от людей, но усталость скоро растворилась в шуме жизни. Он просто шел и наслаждался своими длинными штанами.
Он купил самый дешевый билет и, ища свое место, пошел вместе с толпой вокруг арены. Солдаты в форме армии северян передвигали орудие, готовясь к инсценировке битвы при Геттисберге. Он остановился, чтобы на них поглазеть, и услышал, как из ложи за спиной его окликнула Глэдис Ван-Шеллингер:
– Эй, Бэзил! Идите к нам!
Он развернулся. Войдя в ложу, Бэзил обменялся любезностями с мистером и миссис Ван-Шеллингер и был представлен всем остальным как «мальчик Элис Рейли». Стул для него был поставлен прямо перед стулом, на котором сидела Глэдис.
– Бэзил, – покраснев, прошептала она, – правда, здесь очень весело?
Определенно, так оно и было! Он почувствовал, как его вдруг накрыла волна морального превосходства. В этот момент ему стало непонятно, как это раньше он мог предпочесть общество тех – обыкновенных – девчонок?
– Бэзил, правда, здорово, что мы едем на восток? Может, мы даже поедем одним и тем же поездом?
– Было бы здорово! – вежливо согласился он. – Сегодня я купил себе длинные брюки. Пришлось их купить, из-за школы.
Одна из находившихся в ложе дам наклонилась к нему.
– А я знакома с твоей мамой! – сказала она. – И очень хорошо знаю одного твоего друга. Я – тетя Рипли Бакнера!
– Очень рад знакомству.
– Рипли такой приятный мальчик! – просияла миссис Ван-Шеллингер.
Как только вслух было произнесено имя, явился и его обладатель. На пустой и ярко освещенной арене появилась небольшая безобразная процессия – нечто вроде шоу лилипутов на тему о веселой разгульной жизни. Во главе маршировали Хьюберт Блэр и Оливия. Хьюберт, как тамбурмажор, размахивал в воздухе своей тросточкой под аккомпанемент визгливого смеха Оливии. Следующими шли Элвуд Леминг и его юная дама, и шли они так близко друг к другу, что шаги давались им с огромным трудом, так как они практически сдавили друг друга в объятиях. Бесславным завершением процессии служили Рипли Бакнер и недавняя подружка Бэзила, соперничавшая с Оливией в несдержанности издаваемых звуков.
Как зачарованный, Бэзил уставился на Рипли: лицо Рипли любопытнейшим образом менялось. Мгновение – и он с глупым ржанием подхватывал основную тональность процессии; еще мгновение – и на лице застывала страдальческая гримаса, словно он сомневался, что вечер удался…
Процессия привлекла к себе значительное внимание – такое значительное, что не только Рипли, прошедший в четырех футах от ложи, понял, на ком сфокусированы взгляды ее обитательниц. Объект пристального внимания не мог слышать, как в ложе раздался общий шумный вздох и ее обитательницы приступили к гневным перешептываниям.
– Какие забавные девчонки! – сказала Глэдис. – А тот мальчик впереди – это Хьюберт Блэр?
– Да.
Из-за спины до Бэзила донесся обрывок разговора: «…и завтра его мать обязательно об этом узнает!»
Пока Рипли находился у всех на виду, Бэзил испытывал за него мучительный стыд, но внутри у него сейчас же поднялась новая волна морального превосходства – еще сильнее, чем предыдущая. Бэзил был бы совершенно счастлив, если бы не понимал, что из-за этого инцидента мама Рипли может не позволить сыну отправиться в школу. А спустя несколько минут и это стало ему казаться вполне терпимым… Но в душе Бэзил был вовсе не злой. Свойственная его виду жестокость по отношению к погибающим еще не успела прикрыться лицемерием – вот и все.
В треске выстрелов, под мелодии «Дикси» и «Усеянного звездами стяга», битва при Геттисберге подошла к концу. Выходя из ложи к припаркованным невдалеке машинам и повинуясь внезапному импульсу, Бэзил подошел к тетушке Рипли: