Из жизни Вадима Осипова

Нина Петровна любила умных людей. Она любила у них учиться. И ничего, что Осипов такой молодой. Ей было приятно, что ее переиграли! По всем правилам. Честно. Воспользовавшись ее самомнением, ее самоуверенностью. Так и надо! «Учись, Нинка!» — подмигнула Косыгина своему отражению и представила, как вечером она расскажет все Леве. «Два старых ишака, которых переиграл молодой мальчишка!»

В эту минуту мысли Нины Петровны скакнули в сторону, и она подумала о сыне, первокурснике юрфака: «Вот бы он бы так…»

Прошла еще неделя. И еще одна, Косыгина сделала запрос в Следственное управление прокуратуры и в торг «Гастроном» — сохранились ли оригиналы товаротранспортных накладных за период работы Мирского. Понимала, что маловероятно, но порядок есть порядок Получила отрицательные ответы. Из торга — с приложением акта на уничтожение за истечением срока хранения.

Нина Петровна не скрывала от себя, что обрадовалась. Сохранись эти документы, и пришлось бы отправлять дело на доследование. Сам факт вины Мирского в хищении двадцати трех тысяч сомнений у Косыгиной не вызывал. А потом все сначала.

Нет уж, хватит! И без того процесс превратился в ее сплошной позор. Это других участников дела можно было ввести в заблуждение по поводу ее внимательности, но себя-то не обманешь! Она-то знала, что она, старая опытная волчица, прозевала, что в деле нет оригиналов…

Все формальности, сопутствующие окончанию процесса, оглашение материалов дела, приобщение документов, представленных сторонами, были соблюдены.

Косыгина обратилась к сторонам с вопросом:

— Сколько вам нужно времени для подготовки к прениям сторон?

Прокурорша, не желавшая простить Косыгиной унизительного замечания по поводу рваных колготок, замечания несправедливого, поскольку на ее зарплату покупать колготки у спекулянток нереально, а в магазинах их не достать, решила отомстить судье и радостно отрапортовала, что готова выступать хоть завтра.

Осипов попросил четыре дня.

Косыгина назначила прения через два дня на третий.

В день выступления прокурора и адвоката по делу Мирского в соседнем зале огласили приговор по взяточному делу. Судили троих приемщиков техцентра на Варшавском шоссе. Двое получили по три взятки, 10 рублей каждая, а один — пять взяток, также по 10 рублей, — за прием автомобилей в ремонт вне общей очереди. Дали — двум первым по восемь лет, а третьему — двенадцать.

Разумеется, такой приговор, по тем временам вполне обычный, настроения ни Мирскому, ни Осипову не поднял. Ясно, что если за взятку в 50 рублей от граждан дают 12 лет, то 100 тысяч, похищенных у государства… Но об этом лучше не думать, и Осипов всячески старался переключиться.

Речь прокурора являла собой пересказ обвинительного заключения следователя. Как будто и не было более чем двухмесячного процесса. Все доказано, преступник изобличен. Война расхитителям социалистической собственности! Лозунги, перемежавшиеся канцелярскими оборотами, вот, собственно, и вся речь. Правда, в один момент выступления государственного обвинителя произошло событие, которое никто в зале, кроме двоих, не заметил.

Прокурорша сказала:

— Факт, установленный в ходе судебного следствия, что Мирский собирался после реализации по спекулятивной цене поддельных талонов предупреждений к водительским удостоверениям возвратить изъятые им мошенническим путем государственные денежные средства в кассу магазина «Универсам», никак не влияет ни на преступный характер его действий, ни на их общественную опасность.

Тут Косыгина бросила взгляд на Осипова. Вадим сидел и широко улыбался, глядя на Косыгину. «Заметил», — подумала судья. «Поняла», — подумал Осипов. Ему хотелось сейчас, немедленно вскочить с ответной речью… Было видно, как Вадим заерзал на стуле. «Мальчишка все-таки!» — умилилась Нина Петровна. И в который раз вспомнила о сыне.

Запросила прокурорша для Мирского пятнадцать лет.

Защитительная речь Осипова была на удивление короткой. Больше всего Косыгиной понравилось то, что он говорил не для родственников Мирского, сидевших в зале («Даже жена, наконец, соблаговолила прийти»), не пытался произвести на них хорошее впечатление, отрабатывая гонорар, а говорил исключительно для нее. Без ставших за многие годы судейства привычных адвокатских штампов, без патетики и рвания страстей в клочья, не заискивая, а достойно и сугубо «по делу».

Начал, разумеется, Вадим с того, что напомнил о явке Мирского с повинной. Обратил внимание на редкий факт, когда хозяйственное дело возникло не благодаря усилиям обэхаэсэсников, а по инициативе самого подсудимого. Потом адвокат, не вдаваясь в лишние детали, сказал, что ни с его точки зрения, ни с позиций правоприменительной практики обвинение и хищении двадцати трех тысяч рублей не может считаться доказанным, так как в деле отсутствуют оригиналы документов.

Косыгина ждала, что будет дальше. «Скажет или нет? Сообразил ли?» — думала Нина Петровна, слушая ту часть речи, которая ею была легкопрогнозируема.

Сказал! Сообразил!