Из жизни взятое

…Было это когда-то, однако не слишком давно. Все деревни здешние принадлежали барину Ведрову. Работали мужики и бабы день на барина, день – на себя. Потом была объявлена «воля» откупиться от помещика – платить ему, бог знает, сколько лет оброки за себя и за клочья земли, за пахоту, пустоши и за воду, что протекает в Комеле-реке. Старики Федя Клык и Митрич Сорви-голава, обоим по восемь десятков, хорошо запомнили те времена – прав был кузнец! И как не помнить. Митрича сам старик Ведров на собаку выменял у соседа-помещика Кудрявцева. Кое-что припомнил и Федька Клык – память не отшибло, хотя ведровский управляющий Бортников и вышиб ему под горячую руку целую горсть зубов. Два длинных зуба остались спереди целёхоньки, крепкие, как клыки моржовые, потому и стали однодеревенцы кликать Федю Клыком, да Клыком…

Не один час слушал Судаков неписанные «мемуары». Но прежде чем вести рассказ, Федя Клык попросил у него для ясности мысли три рубля и пятнадцать копеек на косушечку-выпивушечку под свежий доморощенный огурчик. Пришлось дать, пришлось побаловать старичков, и они за стакашком водочки наперебой вели рассказ о том, какое семейство большое было у Ведровых, какие богатые пиры справляли, и какую они широкую власть имели над крепостными: захочет одного человека продать – продаст, захочет – всю деревню, и деревню продаст, а не то и в картишки спустит.

А какие знатные гости бывали в главной усадьбе, где теперь правление колхоза и где церковь Георгия!.. Бывали на праздниках и именинах у Ведрова помещик Ендоуров из Браткова, Пулькин из усадьбы Ступино, барыня Яновская из Зубова, дворянин Кудрявцев из Снасудова, из Юрова сам Брянчанинов на четверке лошадей приезжал, а губернатор – тот постоянно навещал. Как не знать Федьке Клыку о всех гостях, когда он, бывало, сам верхом на быстроногом иноходце развозил пригласительные письма по всем окрестным усадьбам.

Помнили Федя Клык и Митрич Сорви-голова, какие перед каждой гостьбой в усадьбе голосистые служились молебны в собственной барской церкви. От обилия горящих свечей и лампад стояла духота и жарища. Крепостные люди теснились – негде было рукой пошевелить, не то что перекреститься. Падая на колени, Становились на запятки впереди стоящих и воздыхали, глядя то на гостей нарядных, то на огромную икону Георгия Победоносца, убивающего страшного змия. И надпись гласила под Егорием-хранителем и сберегателем крестьянской скотины: «Се Егорей на коне в руце копие в ж… змия убие».

Дьякон перед возглашением за здравие царствующего дома и поместного дворянина, ради прочистки горла, выпивал сороковку водки, и «многолетие» из раскрытых окон храма неслось далеко за пределы ведровской усадьбы. Гости выходили из храма, милостиво бросали медяки нищим и убогим. Затем в раскрашенном зале помещичьего дома начинался кутёж, шло пирование и танцование до потери сознания. Так велось в последний век перед великой революцией. Гуляла, опивалась и обжиралась барская знать, словно чувствовала приближение конца и падения своего господства.

Мужики поглядывали издалека на барские затеи. Дивились и ужасались:

– Эка диковина! Обеды из двенадцати блюд. Вина заморские, стерляди во всю длину стола. Гуси-лебеди в перьях на столы подаются. Малина спелая, в вазы пересаженная, так кустами я подносится. Чего-чего только нет… Вот куда летят наши труды тяжкие…

А кто посмелей, бывало, скажет:

– Гуляйте, баре, до поры, а как возьмём мы топоры, то конец будет такой: здравие нам, вам – упокой!..

Уже в то время слышался и далеко разносился по Руси гул герценовского «Колокола», и во многих местах южней Вологодчины возникали неполадки, поджоги и разгромы барских гнёзд…

Вспоминал в разговоре с Иваном Судаковым Митрич Сорви-голова о шалостях барина Ведрова, как тот, бывало, забавлял своих гостей.

Подносили однажды слуги барские гостям питие и всякое вкусное едение. Барин Ведров закапризничал:

– Не хочу из лап лакея кушать, хочу из рук моего Дружка!..

Лакей понял в чём дело: бегом на кухню. А оттуда, важно выступая на задних лапах, держа в передних тарелку с жареным карасём, шествовал к хозяину барский пёс Дружок. Гости аплодировали.

– До чего наука дошла! Пес лакея заменил!.. Браво!..

Барина Кудрявцева – учёного либерала – заело:

– Какая тут наука? Чепуха!.. Природа собачья и сила привычки сильнее этой дрессировки. Бьюсь об заклад с кем угодно, на что угодно. А вот у меня есть мальчишка Сорви-голова, так тот уцепится ногами за карниз и вниз головой весь дом обойдет и не свалится.

Ведров захотел купить такого мальчишку.

– Могу на твоего Дружка променять.

– Ну, это уж дудки. Дружку цены нет. Покажи твоего Сорви-голову.

Барин Кудрявцев в тарантас – и домой. Скоро приезжает с вихрастым босоногим, лет четырнадцати, подростком.

Гости вышли смотреть на представление. Парнишка быстро вскарабкался на крышу.

– Ну, Сорви-голова, не пристыди меня. Не бойся ничего, обойди-ка вниз головой всё это жильё. Не свалишься, Митька, твоему отцу четвертной билет дам. Старайся!..