Из жизни взятое

В Тигине после ареста кулаков остальные притихли, приумолкли. Собрания колхозников проходили гладко. В правления выбирались люди честные, незапятнанные. Серов отчитывался в райкоме. Линию на „выкуривание“ кулаков из колхозов одобрили».

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ЗНАКОМЫХ в городе много, а близких друзей-приятелей – почти никого. Разве только иногда, совсем редко, заглядывал к Судакову сотрудник местной газеты Василий Кораблёв, который тоже когда-то учился в Череповецком техникуме, но пошёл не на строительство, а в редакцию газеты. Были к тому некоторые основания: Кораблёв писал вирши и, зная, что это ещё не поэзия, скромно подписывал их псевдонимом В. Коробовский. И в деревне Коробове, где-то южнее Вологды, в стороне от Пошехонского тракта, знали и даже гордились, что их земляк – сочинитель «служит при газете и, дай бог, далеко пойдёт!..»

Однажды вечером Кораблёва, пьяного и мокрого до последней нитки, привел в комнату к Судакову другой сотрудник редакции, Федя Сухожилов, и сказал:

– Товарищ Судаков, будь добр, приюти этого дурака на ночку. Пусть обсохнет, протрезвится, а завтра утром на работу. Я хотел его к себе увести, да он не пожелал. Веди, говорит, меня к Судакову, тот поймёт…

– Верно ведь, Ваня, поймёшь ты и больше никто на свете. Принимай гостя!.. Что? Негде спать? Да я на голом полу, два полена под голову и буду спать, как бог. Не гони меня. Можешь бить. И надо! Бей, но выслушай. А, впрочем, ни хрена я тебе своей тайны не выдам. Федька! Тсс! Ни слова Ваньке. Ни, ни слова! – Кораблёв погрозил кулаком Сухожилову и, закатив глаза, сидя на табуретке, склонив голову, захрапел.

– Что с ним стряслось? – спросил Судаков Сухожилова.

– Да ничего особенного. Дурака свалял. С моста в Золотуху прыгнул. А в Золотухе воды до пояса. Ну, толпа собралась, посмеялись. А удобно ли? Ведь в редакции работает человек! Компрометация себя и учреждения. Пригрей его, товарищ Судаков. Да поговори с ним, когда протрезвится, по душам, чтоб этакой богемы с ним не было. Давай-ка снимем с него штаны и пиджак…

Вдвоём кое-как раздели, разули Ваську, уложили спать. Одежонку повесили сохнуть. Из кармана Васькиного пиджака Сухожилов извлёк какие-то размокшие записки. Оказалось – наброски стихов:

…Разорви ты меня, разорви
За мою обуялую смелость.
На твоей полукруглой груди
Задремать мне сегодня хотелось.
Ты, накренясь, со мною простись,
Да скажи пару теплых словечек.
Без тебя нелегка мне жизнь…

Дальше строка была зачеркнута и были сбоку слова: овечек, человечек, речек, свечек; рифма находилась, но, видимо, никак не вбивалась в строку, не соответствовала замыслу автора. Однако Судаков понял, что сердечная драма у Кораблёва не иначе как из-за неудавшейся любви.

– Ладно, – мрачно проговорил он, обращаясь к Сухожилову, – ступай. Завтра я с ним вместе пойду к редактору и там разберёмся, как поступить с этим горе-горьким поэтом.

И всё было решено быстро и просто.

Редактор Геронимус сидел в машинном бюро и без запинки диктовал рыжей и дряхлой машинистке передовую. Закончив статью грозными и призывными фразами, он тогда только приметил Кораблёва и, не отвечая ему на приветствие, сказал:

– Ну, посмешище всей Вологды, зайди ко мне, я тебя, мерзавца, приласкаю…

Кораблёв жалобно усмехнулся и последовал в кабинет, за ним в узкую дверь протиснулся и Судаков.

– Объяснений не надо. Я всё знаю. Сухожилов рассказывал. Садитесь, товарищ Судаков, а ты можешь и постоять. Вот что, Кораблёв. Предупреждений тебе было достаточно. Нянчились с тобой. Сколько раз было говорено: не пей! А ты что? А ты как реагируешь?.. И что еще за штуки? Бросаться с моста в выходной день среди города? Стихи не приносят славы, так ты таким путем решил себя «прославить». Позор!.. Отныне ты в редакции не работник. Ступай в своё Коробово. Откуда пришел, туда и иди. Исправишься в деревне, пиши нам в газету. Исправившегося никогда не поздно принять снова. Кстати, в вашем Коробове до сих пор колхоз не организован, упираются. Вот и помоги им организоваться… Да поработай. Приобрети жизненный опыт, тем более на таком ответственном этапе, на таком крутом повороте…

Кораблёв слушал Геронимуса и молчал. Сказать было нечего. Да, в редакции ему не место. Надо уходить подобру-поздорову.

– А вы, говорят, нынче в вуз собираетесь? – обратился редактор к Судакову.

– Да. Окружном дал согласие и есть решение направить меня в Москву, в строительный.

– Не оплошайте. Желающих учиться много. Что ж, до отъезда у вас времени достаточно. Сумеете выполнить задание редакции, написать нам наблюдения-очерки о работе колхоза, что в Бортникове – хвалят этот колхоз. И ещё прошу тебя сопутствовать Кораблёву до самого Коробова. Посмотреть и принять участие там в создании колхоза. Гонорар обещаю повышенный. Проездных не ждите.