Из жизни взятое

Отогрелись путешественники в деревне Пуп и решили все вместе, не расставаясь, ехать до Сыктывкара. Скоро подошли подводы-порожняки, и снова дальше – лесами и перелесками, вырубками и подсеками, бесконечным волоком-трактом, не спеша, потянулись на восток, навстречу солнцу.

Каждая мелочь привлекала внимание Ивана Судакова, запоминалась, сохраняясь в памяти. Первые впечатления бывают отчетливы и уже неповторимы по своей непосредственной свежести.

Встречались на пути длинные, в один посад, искривленные по берегам заснеженных рек деревни. Огромные бревенчатые избы с маленькими окнами, крыши тесовые с коньками, прижатые на стыках охлупнями, покрыты без единого гвоздя.

«Наверно, так и при Иване Грозном строили», – думал Судаков.

Но что это? Кругом лес и лес, а в деревнях ни деревца. Видимо, пригляделся народу коми лес на охоте, на вырубках-заготовках, а деревни тянутся окнами к свету. Зачем заслонять свет? Без деревьев вблизи изба ветрами продувается. Дольше стоит, не гниёт от слякоти, скорей просыхает. Всё учтено. Всё определено испокон-вечным опытом. Другое дело – сады яблоневые. Но яблони не выдерживают здесь морозов. Так и стоят деревни голые, обнажённые на высоких, продувных местах, где и мельницы могут помахать крыльями при самом малом ветерке.

Здесь уже не было столь длинных пустых перегонов, как сразу от Мурашей. Деревни, села, лесные поселения заготовителей встречались всё чаще и чаще, и от этого становилось и Судакову и его спутникам как-то веселей на душе. Иногда они приворачивали в кооперативы, в скупочные заготовительные пункты – находили себе продовольствие. В хлебе, мороженой рыбе, лосятине и даже медвежатине не было им отказа – давай только деньги. А деньги у них были.

Конечно, более ценные товары для здешних потребителей – сахар, чай, белая мука, керосин, порох, дробь и охотничьи ружья – продавались не за деньги, а обменивались на зверьковые и звериные шкуры, чем всегда была богата Коми-Му.

– Здесь почти натуральное хозяйство, – говорил Судаков своим спутникам. – Смотрите, сколько заготовляется пушнины! В каждом большом селении «Заготпушнина». Склады беличьих шкурок, лисиц, рысей, куниц…

– И «Центроспирт» всюду, – не без удовольствия добавлял Афанасьев. – Но вот беда, на «Центроспиртах» одни вывески. Водка вся выкачана… Где её достать?

– Была бы свинья, корыто будет, – прищурив глаза, смеялся Ирин-Миш, показывая почерневшие зубы. – Мне водки в любой избе дадут. Все знают Ирин-Миша, кто Ирин-Миш! Водка – святая вода, водка – жидкий хлеб. Водка – тепло и весело. Деньга бость, – есть значит по-вашему, – водка будет!..

Проезжали мимо лесозаготовительных участков. Было слышно из леса тарахтенье тракторов, лязг гусениц, грохот раскатываемых брёвен на разделочных площадках-биржах, сверкали первые редкие огоньки электрических лампочек в новых лесных посёлках, выросших в девственных трущобах за последние годы.

В метели и бураны дорога становилась непроезжей, и тогда ехавшие в Сыктывкар останавливались на постоялых дворах пережидать непогодь. В потёмках, при свете неравномерно горящей лучины или чуть-чуть мерцающей керосинки, Судаков читал учебники, перелистывал тетради – этим добром был заполнен весь его чемодан. Только две пары белья, запасные брюки да одно полотенце составляли всё его остальное движимое имущество.

Капельмейстер Афанасьев, невзирая на непогодь, бродил по сугробам из избы в избу, промышлял насчет водочки. Теодорович не выходил из постоялого двора, он терпеливо дожидался хорошей погоды и попутных лошадей, читал библию, порой шевеля влажными губами и закатывая умильно глаза. Бывший одесский вице-губернатор в каждом пристанище писал кому-то длинные письма и жалобы на неправильную его высылку на север, ссылаясь на ряд видных деятелей, которые могут подтвердить, что он был «прогрессивным» либералом.

Теодорович смеялся над его никчёмной писаниной:

– Ваше превосходительство, бросьте писать, никакого от этого толку не будет. А если имеете такой нестерпимый зуд к писательству, заставьте Ирин-Миша рассказывать вам сказки и записывайте их. Фольклор всегда есть фольклор – пригодится. Академия с руками у вас оторвёт его. А вы, молодой человек, – обращался Теодорович к Судакову, – не хотите ли почитать библию? Могу в дороге уступить, а я почитаю Иоанна Кронштадтского «Моя жизнь во Христе», тоже прихватил с собой…

– Благодарю вас. Эти книги – оружие врага. Мне они ни к чему. На меня они никакого действия не произведут.

– Ха! Вражеское оружие! Ха! – изумлялся, раскрывая широченный рот, Теодорович. – Читали бы тогда ради познания этого оружия, чем оно сильно, и в чем его уязвимость… Молоденек, молоденек!.. Вы думаете, я только такие книги читаю? Нет. Я не взял с собой Пушкина, Шекспира, Ибсена и прочее, прочее, потому что эти книги в бывшем Устьсысольске или хоть в Троице-Печорске я найду. Библию и Кронштадтского – едва ли.

– А современных писателей читаете? – спросил Судаков из простого любопытства.