Из жизни жен и любовниц

– Да ты что?! – возмутился оскорбленный в своих лучших чувствах Макс. – Я же хочу тебе помочь!

Ее вырвало еще раз, она даже застонала, словно ее внутренности вывернулись наизнанку.

– Только не смотри на меня… Платок есть? – Она покачивалась на тонких стройных ногах, в своей красной, казавшейся сейчас такой нелепой пачке.

Макс протянул ей платок. Она вытерла рот, прокашлялась, высморкалась и вернула Максу платок. Потом повернулась к нему, и он увидел размазанную вокруг ее глаз черную тушь, опухшие веки. Ему показалось, что Полина плакала.

– Может… того… тебя проводить домой? Ты отравилась? Съела что-то испорченное? Тогда тебе надо сделать промывание.

– Промывание, как же… Уже промыли… – Лицо ее вдруг искривилось, и она разрыдалась, бросилась Максу на грудь и долго стояла так, содрогаясь всем своим худеньким телом.

Вот тогда, вероятно, она и потеряла свою сережку. Он обнимал ее, но не как мужчина, а просто как друг, как человек, который пытается утешить, согреть другого человека. Полине в эту минуту было, видимо, все равно, у кого на плече выплакаться. Одиночество ее буквально переливалось через край. Но вот делиться причиной своего горя она с ним не собиралась, держала это в себе, как большую темную тайну.

Потом, вдруг опомнившись, она оттолкнула Макса, посмотрела на него как на превратившегося вдруг из родного – в чужого и, судорожно вздохнув, отпрянула от него. Будто ужаснувшись тому, что она сделала, и пожалев о проявленной ею слабости, она поплелась обратно, в клуб. Несчастье сделало ее еще тоньше, невесомее, призрачнее в этой помятой пачке.

Макс, оставшись один, оглянулся, ему хотелось, чтобы кто-то увидел его вместе с Полиной, пусть даже она и бросила его, ушла. Но вокруг не было ни души. Он достал сигарету, хотел закурить, но сигарета выпала из его дрожавших пальцев. Он опустился на колени, чтобы поднять ее, и в этот момент увидел блеснувшую на земле сережку. Она была такой же смешной и нелепой, как и сама Полина: три крохотные золотые буковки были нанизаны на золотую проволоку, словно навитые на нить памяти напоминания о детстве и букваре. Словно насмешка над острым желанием этой девочки стать поскорее взрослой.

Он вернулся к Капитану и рассказал ему о том, что произошло.

– Перекурила, – предположил Кап. – Что еще? Дурочка.

Остальную часть вечера Макс помнил смутно. Они с Капом выпили пива, много курили в стеклянном «аквариуме» для курящих, а Полина вообще как-то пропала из виду.

– Знаешь, Кап, а ведь я трус, – сказал он, когда они вышли из клуба, чтобы отправиться к Капу домой для завершения вечера в приятной тишине его квартиры, с пивом, креветками и телевизором.

– В смысле?

– Когда я стоял рядом с ней, мне было страшно. Не знаю, как объяснить тебе это чувство… Мне было страшно, что она скажет мне что-нибудь обидное, такое, что сразу уничтожит меня в собственных глазах.

– Да ты просто оробел перед девушкой, которая тебе нравится. Это нормально. И никакой ты не трус, Макс.

– А с Денисом? Я тебе сказал, что мы с ним не ладим и все такое… На самом деле мы же нормально с ним общались два года, он даже нравился мне. Но я испугался, что мать разлюбит меня окончательно, что они с Денисом теперь – пара, понимаешь? Как близнецы сиамские. Что они врастут друг в друга, а я останусь совсем один! Я вообще боюсь остаться один. Боюсь, что ты тоже выучишься в какой-нибудь английской школе, куда твои родители хотят тебя запихнуть, и останешься в Лондоне или еще где-то и что у меня не будет больше друга.

Он говорил это, и язык его заплетался. Ему с трудом удавалось складывать слова в предложения. А так хотелось поговорить с Капом по душам!

– Мне надо с ним поговорить, – вымолвил Макс.

– С кем?

– Да с Борисовым, с кем же еще! Мать плачет, почти не спит. Она несчастна, и виноват во всем я один. Чего я прикопался к мужику?

– Да брось ты, все уладится… Он скоро вернется, вот увидишь, – успокаивал его Кап.

А потом произошло чудо. Денис вдруг возник откуда-то из тумана, словно материализовался из звуков и мыслей Макса. Он шел по улице мимо клуба, и вид у него был озабоченный. На нем был черный длинный плащ и шляпа, и вообще он выглядел весьма элегантно, ну просто герой-любовник, не зря мать влюблена в него без памяти.

Какая-то мысль, некое желание маячили в памяти Макса, он помнил, что ему нужно сделать что-то важное, но алкоголь вспенивал и туманил все чувства, и мысль ускользала. Зато – благодаря алкоголю – какая-то оглушающая храбрость возникла в душе, решительность, которая и толкнула Макса в спину – навстречу Борисову. Он шел к нему так, словно и не было этих недель ссор и переживаний, угрызений совести, будто он, как в прежние времена, просто встретил своего отчима на улице.

– Здрасьте, – неуклюже поздоровался Макс, возникнув прямо перед носом Борисова.

– Привет, Макс, – сказал Денис, нахмурившись, вероятно ожидая от Макса какой-нибудь выходки. Так, во всяком случае, Макс подумал.