Из Золушки в Королеву (СИ)

Я медленно выбираюсь из объятий мужа и осторожно обхватываю его прекрасный облик глазами. И все-таки я его буду любить вечно, о чем ему не следует знать. Несмотря на то, что правда оказалась до ужаса лёгкой, но в то же время и тяжелой, я не могу здесь оставаться — теперь у каждого из нас своя жизнь, в которой нет места прошлому. Тихо одеваюсь, оставляю на губах последний поцелуй и пишу на зеркале помадой: «Люблю. Прости.». Всю дорогу до аэропорта я буду обдумывать свой второй побег, пытаясь понять его причины, но в одном буду уверена точно — я не запрещу малышке видеться с отцом — они нужны друг другу, а я…, а мне лучше уйти из жизни Кристиана, пока еще есть силы. Этой ночью я осознала, что за время пребывания вдали от супруга чувства не гасли — крепли, и от этого не скрыться, этого не избежать. Но я должна, должна начать все с новой строчки и забыть все, что произошло раньше, Я просто должна отключить чувства…

Поднимаюсь по трапу к авиалайнеру с тяжелым сердцем и мутным рассудком, мысленно обвиняя свою тупость и гордость, но ничего не изменить. В салоне уже сидят ребята, а Джаспер бережно охраняет сон нашей с Кристианом дочки. Вот Грей снова вернулся в мою жизнь, но зачем? После сегодняшнего «разговора» рана только увеличилась, и я не уверена, что это облегчит нашу дальнейшую судьбу. Слишком много боли, слишком много ошибок, слишком много препятствий, слишком много любви, слишком поздно…

— Ну как, сколько раз «говорили»? — Джаспер в воздухе изображает кавычки, — И почему ты сказала пилоту готовиться к взлету? Разве ты не остаешься?

— Джас, уже вечером пресс-конференция в Берлине, а Лисси и так тяжело переносит полёты — зачем ее мучать? — Усталым голосом выговариваю я.

— Понимаю, но сейчас речь не о Лисс, а о твоей встречи с Греем. Могу заверить, что ты не успела полностью убрать следы укладки «Прическа после секса».

— И что?

— А то! Зачем мучать и себя, и его, и Алисию? Насколько я понимаю, ты бы не прыгнула в его постель, будучи уверенной в его второй семье, ведь так? Из этого следует, что услышанное тобой от Кристиана было просто ошеломляющим, а правда-матка ну уж очень колющей! — Парень берет меня за плечи и встряхивает, — Очнись, Ана! Не совершай новых ошибок! Не будь трусихой! За своё счастье нужно бороться, жаль я этого не понял раньше.

Я вскидываю на него мокрые глаза:

— Что? Ты мне раньше не рассказывал о своей драме, — Джас вздыхает, закрывает глаза, после чего наградил меня усталым и горьким взглядом.

— Я знаю, почему Миа уехала именно в Милан. — Что? Моя малышка Миа?

— Что ты знаешь?

Парень устало вздыхает и откидывается на спинку кресла:

— В первый раз я увидел Миа, когда мне было пятнадцать, а ей одиннадцать. Я рос в интернате с того момента, как мне исполнилось десять, поэтому драки, вечная борьба за игрушки, лидерство и еду были вполне привычными. Тогда я отличался от меня теперешнего — несмотря на детские годы в сердце жило лишь желание выжить, неважно каким способом, — Джаспер морщится, а я пытаюсь собрать все свои мозги в кучу, чтоб осмыслить еще одно неожиданное откровение из прошлого. — Это было зимой. Я в очередной раз сбежал с детдома, но неожиданно ударили сильные морозы, и сил найти где-нибудь убежище не было. Рядом с нашим интернатом был густой лес, правда туда редко кто захаживал, боясь встретить дикого зверя, и я умудрился там заблудиться. Мои ноги несли меня в неизвестном направлении, а мозг потерял способность осознавать происходящее — я был обречен. Не выдержав, тело просто упало посреди деревьев, и мне оставалось лишь молить Бога, чтоб смерть не была мучительной. Я до сих пор помню, как закрывались мои глаза, и последним, что я увидел были почти такие же яркие зелёные глаза, как у меня. Тогда мне показалось, что жизнь окончена.

Джас о чем-то задумывается, но продолжает:

— Я пролежал в горячке три дня, и все это время Миа с матерью не отходили от моей постели, И снова ее глаза были первым, что я увидел, придя в себя. Я не знаю, как много тебе известно из ее прошлой жизни, но тогда она была очень счастливым ребёнком — родители жили в любви и согласии, а маленькая Миа была их единственной и самым желанной дочкой. Они выходили меня, но потом вернули в интернат, потому что не имели права удерживать у себя, а я сдуру отказался от усыновления. Семья Миа жила недалеко от места моего заключения, и теперь целью побегов были встречи со спасительницей. Было так интересно играть с ней в какие-то необычные игры, пробовать шоколадные конфеты, наслаждаться вкусным мороженым, и она стала самым близким человеком для моей грешной душонки — спасением безвременно тонущего в пучине взрослой жизни подростка. Так продолжалось около двух лет, а потом внезапно погиб отец Миа. Я никогда, никогда не видел ее такой потухшей и неизбежно потерянной, как после смерти мистера Крита, и в тот момент дочь потеряла связь с матерью. Девочка с женщиной не смогли понять, что им нужно вместе пережить горе, поэтому слёзы, катившиеся из зелёных глазок впитывались в мою футболку, а наши встречи стали наркотиком для нас обоих.