Л'Иль-Адан, верный данному им обету, бросился на пол, не снявши даже военного снаряжения. Ему нужно было лишь подняться с полу, чтобы предстать в надлежащем виде перед королевой.
Через пять минут он уже стоял перед ней, готовый исполнить ее волю.
Изабелла подошла к рыцарю и, пропустив мимо ушей его почтительное приветствие, сказала:
— Сир де Вилье, вот этот юноша вручает мне ключи от Парижа, мне нужен мужественный, энергичный человек, которому я могла бы доверить их, — я подумала о вас.
Л'Иль-Адан вздрогнул; его глаза засверкали; он повернулся к Леклерку и протянул было ему руку, но тут увидел одежду Леклерка: тот, кого он хотел приветствовать как равного, был гораздо ниже его по социальному положению. Его рука скользнула вдоль бедра, и лицо приняло обычное высокомерное выражение, на минуту утраченное им.
Ни одно из этих движений не ускользнуло от Леклерка; он стоял, скрестив руки на груди, и не шелохнулся, ни когда Л'Иль-Адан протянул ему руку, ни когда он убрал ее.
— Поберегите вашу руку, чтобы разить врага, сир де Л'Иль-Адан, — смеясь, сказал Леклерк, — хотя и у меня есть право коснуться ее, ибо так же, как и вы, я мщу за моего короля и мою родину. Поберегите вашу руку, сеньор де Вилье, хотя нас и породнит предательство.
— Молодой человек!.. — вскричал Л'Иль-Адан.
— Ладно, поговорим о другом. Можете вы обеспечить мне пятьсот копий?
— Под моим началом в Понтуазе служит тысяча вооруженных людей.
— Хватит и половины, если эти люди храбры. Я введу их вместе с вами в город. На этом моя миссия заканчивается. Большего с меня не спрашивайте.
— Остальное я беру на себя.
— Прекрасно! Не будем терять времени — тронемся, в дороге я вам расскажу, что я надумал.
— Да не покинет вас мужество, сеньор де Л'Иль-Адан! — напутствовала его королева.
Л'Иль-Адан преклонил колено, поцеловал руку, которую протянула ему могущественная его повелительница, и вышел.
— Вы не забыли вашего обещания, Перине? — спросила королева. — Пусть, прежде чем умереть, он узнает, что это я, его смертельный враг, отбираю у него Париж взамен моего возлюбленного.
— Он об этом узнает, — ответил Леклерк, засовывая поглубже за пазуху пергамент с королевской печатью и наглухо застегиваясь.
— Прощай, Леклерк, — прошептала Шарлотта.
Но молодой человек уже ничего не слышал и, даже не попрощавшись с девушкой, бросился прочь из комнаты.
— Да поможет им ад достичь цели! — сказала королева.
— Да остережет их господь! — прошептала Шарлотта.
Л'Иль-Адан и Леклерк вошли в конюшню; Л'Иль-Адан отобрал двух своих лучших лошадей; молодые люди оседлали их, взнуздали и каждый вскочил на свою.
— Где мы возьмем других, когда эти лошади падут, ведь они смогут проделать лишь треть пути? — спросил Леклерк.
— Мы будем проезжать посты бургундцев, они знают меня и дадут нам смену.
— Отлично!
Они натянули поводья, пришпорили коней и понеслись быстрее ветра.
Не удивительно, что те, кто при свете искр, которые выбивали копыта, видели в сероватых сумерках лошадей с развевающимися гривами и всадников с развевающимися волосами, мчащихся бок о бок во весь опор, рассказывали потом, что им явились в новом обличии Фауст и Мефистофель, оседлавшие фантастических животных и, видно, спешившие на какое-то адское сборище.
ГЛАВА XX
Перине Леклерк выбрал как нельзя более удачное время для осуществления своего замысла — для захвата Парижа: недовольство горожан достигло предела, все обвиняли коннетабля, а тот с каждым днем становился с парижанами все круче, все жестче, — жизнь людям была не в радость. Люди коннетабля не по справедливости худо обращались с горожанами; они ожесточились еще больше после поражения их военачальника, — ведь он вынужден был снять осаду с Санлиса. Никто не мог выйти из города; того же, кто все-таки нарушал приказ, если он попадался в руки солдат, избивали или грабили. А если он жаловался коннетаблю или прево, ему отвечали: «Предположим, но зачем вам понадобилось выходить?» Или: «Вы бы, наверное, так не жаловались, если бы это были ваши приятели Бургундцы». Или придумывали еще какую-нибудь отговорку.