Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 1

Нарваэц сам хорошо понимал, что если он пойдет дальше против инквизиции, к помощи которой прибегала сама королева, то этим совершенно уничтожит себя, и потому обратил сперва всю свою энергию на приведение в порядок войск и на восстановление в них дисциплины, что должно было положить конец постоянным восстаниям отдельных полков.

Он оставлял без внимания как инквизицию, так и интриги двора, за это ему дали полную власть распоряжаться в других делах. В таком положении находился двор, когда наступил день святого Франциско, о котором мы уже упоминали.

В день святого Франциско мы оставили королеву едущей в Антиохскую церковь, где она имела обыкновение молиться и исповедоваться, так как там были патеры, которые могли похвалиться ее полным доверием.

ПРЕРВАННАЯ ОРГИЯ

День святого Франциско клонился к концу. Мужчины и женщины, закутавшись в свои плащи, спешили в церковь, куда их призывали к вечерней службе фимиам и звуки органа.

У Прадо Вермудес, недалеко от Толедского моста, лежащего на Мансанаресе, стоит одна из известных своей дурной молвой гостиниц, которыми так богаты предместья Мадрида. В них пьянствуют нищие, цыгане, разбойники и иногда моряки. Поздно вечером к этой гостинице, нижние окна которой были освещены, подходили два человека, закутанные в плащи. Один из них подошел к ближайшему окну, чтобы заглянуть во внутрь комнаты, но она была до того наполнена дымом и копотью, что почти невозможно было различить гостей, сидевших за простыми деревянными столиками.

— Войдем. Патер Маттео сказал мне, что мы в девятом часу найдем здесь еще третьего посетителя, — шепнул один из мужчин другому, и первый вошел через низкую дверь в душную комнату.

За столами сидели разного рода подозрительные личности. Перед каждым из них стояла оловянная кружка с дешевым вином. За одним столом сидел мужчина в лохмотьях с бледным, несчастным мальчиком, за другим — монах с мрачным лицом, наполовину закрытым капюшоном, за третьим — шестидесятилетняя старуха, на лице которой так и виден был отпечаток пьянства, за четвертым — два мальчика с развращенными лицами потихоньку разговаривали друг с другом. За этой комнатой находилась большая зала, из которой раздавались крик и шум. Там танцевали и бесчинствовали маньолы. Дочь хозяина, молодая испанка с длинными черными волосами и жгучими глазами, стояла в дверях и, прислуживая пьянствующим гостям, подслушивала разговор двух мужчин, сидевших у ближайшего к ней стола.

— Это случилось сегодня вечером, с час тому назад, — воскликнул рассказчик, дитя лавочника, который живет на углу Пласо Педро и улицы Толедо, — хорошенькая девочка лет девяти сделалась жертвой чудовища. Уже несколько вечеров кряду видели, как человек в черном полуплаще бродил в окрестностях, но никто не подозревал, что это мог быть тот вампир, который постоянно находит себе в Мадриде новых жертв.

— Говорят, что он только наполовину человек, что он ублюдок, рожденный от человека и животного! — прибавил другой.

— Это такой же человек, как и мы, но его кровожадность или отвратительная страсть, которую никто из нас не может растолковать, заставляет его отыскивать себе маленьких хорошеньких девочек. Если он завидит подобного ребенка, то без устали бродит вокруг его жилища, пока не найдет удобного случая схватить его и, как лютый зверь, высосать теплую кровь из невинной девочки.

— И его никогда нельзя найти, как будто он умеет делать себя невидимым.

— Я слышал на Пласо Педро, будто альгуазилы напали на его след, — уверял рассказчик.

В это время две личности, которых мы оставили при входе в гостиницу, подошли и сели вблизи от разговаривающих.

Снимая шляпы, они осматривали общество, чтобы узнать, здесь ли тот, которого они надеялись встретить.

— Принеси нам вина, очаровательная девушка, — обратился один из них к дочери хозяина.

— Вы получите хороший напиток, сеньор! — отвечала, улыбаясь, девушка и поспешила к прилавку.

В это время отворилась дверь с улицы и на пороге показался мужчина с острым проникающим взглядом и укутанный в черный плащ. Черная шляпа, низко надвинутая на лоб, не позволяла рассмотреть его лица, когда же он дошел до середины комнаты и стал осматривать присутствующих своим жгучим взглядом, тогда узнали в нем еще не старого, но худого и бледного мужчину с рыжей бородой. Он снял шляпу только тогда, когда подошел к концу длинного стола, у которого сидели двое новоприбывших мужчин. Тогда можно было вполне рассмотреть его длинные всклокоченные волосы и рубец под глазом, от которого делалось еще страшнее его бледное лицо, искаженное страстями.