Избалованные смертью

— Но, странное дело, ее мобильника в сумке не было, хотя люди видели, как она говорит по мобильнику за пару минут до того, как ты проводил ее в гараж. И вот еще странность: ее отпечатки и несколько волосков с ее головы были найдены в твоей машине. Но и это еще не все! Двое нанятых тобой сторожей видели, как твоя машина покидает территорию меньше чем за час до ее гибели.

— Значит, она попросила кого-то из слуг себя подвезти. Я не могу уследить за всеми.

— Твои ботиночки? — Ева вынула пару мокасин из коробки. Дадли пожал плечами. — Ладно, сэкономлю нам всем время и скажу тебе, что они были взяты из твоего шкафа для обуви, помечены и зарегистрированы как вещественное доказательство. Ты был в них в ту ночь, когда убил Аву Крэмптон. Мы тебя срисовали в этих самых мокасинах и в театральном гриме с накладками, когда ты входил вместе с ней в «Дом ужасов» на Кони-Айленде меньше чем за тридцать минут до установленного времени ее смерти.

— Ничего у тебя нет. Я там все… Меня там не было.

— Ты хотел сказать, что ты там все вырубил? Обесточил наблюдение вот этим. — Ева извлекла из коробки пульт. — Отличная работа, Винни. Надо отдать тебе должное. Но ты не все вырубил. И прежде чем вы скажете, что такую обувь носят многие, — повернулась Ева к Соренсону, — вам следует знать, что они производятся очень небольшими партиями, а в этом размере и этого цвета очень мало пар было продано, и мы уже вычеркнули остальных из списка подозреваемых. Честное слово, мне кажется, ваш клиент был не до конца откровенен с вами.

— Мне нужно время, чтобы переговорить с моим клиентом.

— Да, конечно. Это можно. Но с учетом позднего времени я могу перенести продолжение этой беседы на утро понедельника. Держу пари, ты сейчас чувствуешь себя неважно, Винни. Ломочка начинается, да? Смотри, ты же весь в поту, трясешься… Бьюсь об заклад, тебе нужен дозняк. Нервы успокоить. До понедельника далеко, а уж в камере время тянется особенно медленно — побаловать себя нечем. А ты ведь привык!

— Ты не можешь держать меня здесь.

Ева наклонилась к самому его лицу:

— Еще как могу.

— Соренсон, кусок дерьма, сделай что-нибудь!

— Лейтенант, могу я поговорить с вами за дверью?

— Я с места не сдвинусь. — Чтобы это продемонстрировать, Ева откинулась на спинку стула и скрестила ноги. — Почему бы тебе не пойти на сделку со мной, Винни? Ведь план был именно таков. Но Слай все испортил, он не умер. Можно сказать, нагадил тебе. Он неудачник. Впрочем, ты тоже неудачник. Господи, да на тебя взглянуть невозможно без смеха. Я вас обоих побила, а ведь еще недели не прошло. Пожалуй, мне положен приз победителя. — Ева вытащила из коробки бутылку шампанского. — Шикарное французское вино. Особый урожай, нумеровано и подписано. И зарегистрировано в журнале Делафлота: взято и доставлено к ужину в доме Симпсон. А нашли мы его знаешь где? В твоем винном погребе. Этот Делафлот, конечно, не имел права обжиматься в постели с твоей мамашей. Да кто он такой? Псевдофранцуз, выскочка!

— А ну, заткнись!

— У меня еще много чего есть. Очень много. Так много, что меня просто удивляет, как вам, двоим идиотам, удалось девять месяцев продержаться на плаву. Что скажет судья из Полицейского департамента Нью-Йорка? — Ева сделала приглашающий жест Пибоди.

— Судья дает им пять и восемь десятых очка из десяти. Но это за изобретательность, — пояснила Пибоди. — За технику исполнения оценка ниже: четыре и шесть десятых.

— Ну что ж, это справедливо. Но ведь было весело, правда, Винни? До того весело, что ты это делал из любви к искусству, а не ради выигрыша. Ты это любил не меньше, чем свою дрянь — всю эту химию. А что это за жизнь, если и погудеть не дают?

— Довольно, лейтенант. — Соренсон поднялся со стула. — Мы закончим этот допрос прямо сейчас.

— Я здесь не останусь, в камеру не пойду. Ты, сволочь, кретин, делай, за что тебе деньги платят! Я хочу домой. И пусть эта сука получит по заслугам!

— Что, приперло, Винни? — Ева сочувственно покачала головой и взглянула на часы. — Да, уже изрядно времени прошло. Домой ты больше не попадешь никогда, Винни, но даже если бы чудом ты туда попал, все равно не нашел бы своих заначек. Мы их все конфисковали.

Дадли вскочил на ноги, наотмашь ударил Рыжую, пытавшуюся его удержать и успокоить, да так, что она слетела со стула.

— Не смей дотрагиваться до меня! Что ты о себе возомнила?! Кто ты и кто я?! Я тебе плачу, я тебя нанял, купил с потрохами.

— Ты купил с потрохами всех этих людей. — Ева указала на разбросанные по столу фотографии. — Ты заплатил им и считал, что имеешь полное право убить их ради собственного развлечения.

— Это ты верно заметила. Мы имели полное право. Они — ничто, такие же роботы. — Дадли широким жестом смел фотографии на пол. — Кто заплачет, если робот сломается? А ты? Да ты всего лишь шлюха наглого выскочки, которую он взял напрокат. Надо было сразу тебя убить, в первую очередь.

— Ну что ж, логично. Но на этот самолет ты уже опоздал.

— Уинстон, не говори больше ни слова. Ты меня слышишь? Ни слова больше!