«По правую руку», — сказала Варюхина, Ветров и свернул направо, удалялся теперь от пасеки по едва заметной ниточной тропке, что змеилась среди высоких луговых трав.
И что случилось-то с этим Варюхиным? У Варюхиных пасека здоровенная, до самого леса тянется, да медведей приманивает. Семен был какой-то там ученый, строил какие-то экспериментальные ульи и даже взвешивал пчел. Никак, медведь его задрал, да в лес уволок… И Максакова того — медведь, и Яшкина чертового, да и остальных. Или так: половину — медведи, половина — в елани утопла.
Что-то он куда-то не туда свернул, или что? Тропка совсем затерялась, ботинки ступали по мягкой и мокрой нехоженой траве. Пасека — та уже позади осталась, начался противный частый подлесок. Молодые деревца и кусты цеплялись за пиджак, да росли все гуще — Ветров плюнул на все это и решил повернуть назад. На пасеке обязательно люди должны быть — у Варюхина всегда подвизались рабочие — спросит у них, где эта Инга живет.
Ветров сделал еще один шаг и замер — сколько ни шел он назад, на пасеку так и не вышел. Высокие кусты ежевики росли вокруг, манили крупными спелыми ягодами. Вековые дубы то тут, то там торчали — на толстой ветви одного из них сидела яркая рыжая белка. Беззаботный птичий перезвон казался сейчас Ветрову навязчивым — как же он мог заблудиться, когда тут всего одна тропинка, и он шел по ней, как привязанный?
Между кустами забрезжил явный просвет, Ветров на радостях бросился туда, раздвинул колкие ветви руками… И впутался в плотную паутину.
— Да, черт… — ругнулся сам себе участковый, сдирая липкие клоки с носа и ушей и зло стряхивая их с рук.
Участковый вырвался на большую поляну — дикую такую, без единого следа человека. В груди ком собрался: а вдруг, тропа, по которой он сдуру поплелся — звериная, а он не знал, и сбился с пути? Черт, зачем один за Ингой понесся? К Авдоткину надо было сначала идти, и уже с лесничим ее искать — наверняка, он бывал у нее, и знает, куда забилась!
Участковый бросил последний взгляд на поляну, прежде чем снова пойти назад, и застыл: в самом конце ее, под сенью огромного дуба, высилась рубленная хата. Изумился Ветров: даже двора никакого нет, и забора нет — прямо так на поляне хату поставили. Добротный такой сруб, со светёлкой, с высокими окнами — и бревна светлые, как новые. Это, что ли, Ингин дом?
На завалинке участковый заметил человека: сидел седобородый благообразный старичок в соломенной шляпе да старательно выстругивал перочинным ножиком ложку. Чистый такой старичок, не алкоголик, вроде… А на ногах настоящие лапти обуты, а не резиновые шлепанцы, как у всех тут.
— Ну, вот и Тёмка! — прошамкал старичок, отложил свой ножик и встал на ноги. — Ждал я тебя, внучок, знал, что придешь!
Припадая на левую ногу, дедуля приблизился к слегка опешившему Ветрову. Низкий — едва ему по грудь, бородища ниже пояса стелется, а в шляпе своей он — как гриб-боровик. Однако участковый отшатнулся в ужасе, взглянув в его лицо. Очков на старикашке не водилось, и один глаз его был вполне себе нормальным, зато второй… Огромный, желтый, с тонкой щелочкой вместо зрачка — котячий глаз.
— Ай! — невольно вскрикнул участковый и рванул наутек, однако дед будто приклеил его, сотворив ложкой непонятный жест.
— Трус! — скрипнул он, вернулся к завалинке, аккуратно положил ложку и взял длинную растрепанную метлу. Обойдя вокруг обалдевшего Ветрова три раза, дед старательно подмел землю, фыркая ежом, а потом — поднял голову и уставился своим жутким глазом прямо в душу.
— Химородники мы! — фыркнул старикашка, пригрозив, будто стукнет метлой. — И в нави, и в яви видеть обязаны! А если ты будешь трястись, как осиновый лист — выну глаз тебе, и назад не вставлю!
— Н-не буду… — пискнул Ветров. Черт возьми, как снится ему этот чертов старикашка — жуткий, так и хочется выхватить пистолет и свинец влепить ему в котячий глаз.
— Вот и не трясись! — хитро усмехнулся старичок и, наконец, позволил Ветрову пошевелиться. — Аггеичем меня величают! А тебя Тёмкой звать буду — до Артема не дорос!
«А вот и Аггеич», — промелькнуло в голове Ветрова. Кстати, раз народ к нему ходит — должен много знать.
— Пошли, попотчую тебя! — гостеприимо махнул рукой химородник и похромал в свою странную хату. — Пироги нынче у меня поспели, да квас медовый! Иль чего покрепче желаешь?
— Я… при исполнении, — машинально выдавил Ветров, опасливо плетясь за этим Аггеичем. В селе его нахваливают — видать, не опасный…
— Ну, идем, идем! — Аггеич настаивал на том, чтобы Ветров зашел к нему в гости, но участковый почему-то застрял. Жуткий у него глаз, и место такое… жуткое. Старик распахнул крепкую дверь, а за ней такая тьма заклубилась — как черный ядовитый дым.
Некая неведомая сила развернула участкового назад и заставила улепетывать отсюда со всех ног — он удивился даже, откуда прыть взялась.
— Эй, та стой ты, дурень! Теленок бестолковый! — из треска сучьев под ногами вырвался сердитый голос Аггеича, однако Ветров и не подумал стоять.