Избавь-трава (СИ)

Он не глядел, что вляпывается в стоячие лужи, не огибал кусты, да и под ноги особо не смотрел — несся, как сумасшедший до тех пор, пока дыхание не сбилось совсем. Задохнувшись, мучаясь от боли в боку, рухнул Ветров в траву и валялся до тех пор, пока не отдышался. Щеки горели, во рту стоял гадкий привкус металла.

Насилу Ветров приподнялся на локте, огляделся и увидел перед собой замаранный белый подол.

— Что вы здесь делаете? — спросил очень строгий голос женщины, которая его явно не ждала.

Ветров вздрогнул: нашел-таки Ингу… И валяется теперь перед ней, как последний дурак.

— Так, что вы здесь делаете? — повторила Инга еще более строго и наклонилась к нему, буквально, испепелив взглядом.

Бледная она такая, и под глазами — синяки, как у человека, который ночами не спит. Что-то ее лицо показалось Ветрову знакомым — он ее определенно видел. Только вот, где и когда?

— Участковый уполномоченный Ветров, — прокряхтел он, неуклюже водворяясь на ноги. Вся одежда на нем — драная, грязная: увидь он сам такое чудо — никогда не поверил бы, что это мент. Заломал бы и в обезьянник забил.

— Документы! — бездушно потребовала Инга, выпрямившись во весь рост. Она высокая, повыше самого Ветрова будет.

— Вот, глядите… — Ветров поднес удостоверение к ее сердитым глазам — темным таким, почти черным.

— Чего драный такой? — пригвоздила его Инга, и Ветров счел благоразумным соврать.

— Да, оступился, в балку упал, — прогудел он, стыдясь признаться, что познакомился с местным «химородником», да только знакомство не зашло.

— Ладно, идемте в дом, — позволила Инга, повернулась спиной и пошла…

Толко сейчас Ветров заметил здесь тропку и высокий забор, поставленный частоколом из толстых бревен. Ясно, что эта худая женщина строила такую крепость не сама: тут понадобилась бы хорошая бригада.

— На отшибе живу, звери рыщут, — словно оправдываясь, проронила Инга, отперев тяжелую калитку длинным ключом. Замок у нее стоит такой, какие раньше «новые русские» ставили в стальные двери своих коттеджей. Да, хорошо укрепилась, танк не пройдет.

Едва участковый, глупо озираясь, сделал шаг за калитку — с громовым лаем кинулся к нему здоровенный косматый кавказец, разинув клыкастую пасть.

— Стой! — негромко сказала Инга, выставив вперед раскрытую ладонь, и псина замерла за секунду до того, как перекусила бы Ветрова напополам. — Место, Джульбарс!

Псина, скуля, завиляла кудлатым хвостом и, повинуясь хозяйке, потрусила вглубь двора, где оказалась ее крепкая будка. Какая, однако, дрессированная — даже служебно-розыскные собаки не всегда такими бывают!

— На цепи надо держать, — пропыхтел Ветров, пережив страх смерти. — Видите, кидается на людей? Штраф могу выписать!

— А если волк? — парировала Инга, даже не взглянув в сторону потного от страха участкового. — Как он задавит его, если на цепи будет сидеть? У меня нет никого, кроме сына, и не бывает гостей!

Двор Инги казался идеальным: ровные дорожки, ухоженные грядки с какими-то побегами, колодец под крышей, постройки поодаль от хаты. Да и хата неплохая: пониже, конечно, чем у жуткого деда, но тоже сделана на славу. Ставни раскрашены — сложные узоры: птицы, звери и лучистые солнца переплетаются крыльями, лапами, лучами…

— Ну, чего вы стоите? — надменный голос Инги вывел Ветрова из ступора. — Идемте в дом!

— Тапки наденьте! — приказала странная хозяйка, прежде чем повела участкового в кухню. — Я не люблю грязь!

— Ладно, — кивнул Ветров, стаскивая обляпанные ботинки и влезая в разбитые, разношенные серые тапки. Огромные, даже ему, с его сорок пятым, велики.

Да, у Инги очень чисто: половые доски светлые, нигде ни пятнышка. Даже печь — здоровенная русская печь — белая, будто только побелена. И всюду вышитые полотенца висят, да нарисованы эти узоры: звери, птицы, солнца. Странно в глуши такое жилье отыскать, тем более, Инга одна здесь, без мужа… В селе куда худшие хаты, хоть и с мужиками — у той же Никишиной — хлам, грязь, да копотью и куревом всюду воняет.

В кухне жар стоял — недавно печь истопили. Вон и котелок на припечке, завернутый в узорное полотенце. На лавке, за накрытым столом, сидел упитанный сорванец лет семи, и за обе щеки уписывал галушки, смачно макая их в пиалу домашней сметаны.

— Николенька, поздоровайся, — мягко попросила Инга. Очевидно, это и есть ее сын, но как непохож: мать замученная жизнью, а Николенька холеный такой.

— Привет! — не очень-то и вежливо буркнул мальчишка и продолжил есть.

Где же, все-таки, Ветров, видал эту Ингу? Он присмотрелся еще раз, как она берет котелок, подкладывает сынку еще галушек, стаскивает полотенце и ловко отправляет сей глиняный предмет ухватом в печь.

Да, точно же! Ветрова, будто бы этим ухватом хватили по башке. Он еще практику проходил на третьем курсе, когда газеты подняли бучу: жена бизнесмена Анисимова бесследно исчезла. Дело вел как раз Крольчихин — матерый следак, у которого он, Ветров, в практикантах бегал. Однако, так и не раскрыл, жену не нашел, и дело повисло в «глухарях». Все думали, что навсегда.