Избави нас от зла

Она оглянулась на своих компаньонов и кивнула. Затем пришпорила лошадь, заставив ее идти рядом с лошадью Илии. Роберт и Миледи следовали за ними бок о бок, держась немного позади. Они петляли по лесу, затем выехали на открытое место. Впереди снова простиралась равнина, вдалеке сквозь туман едва виднелась деревня. Роберт ехал медленной рысью. Он думал, что облик этого поселения навсегда запечатлелся в его памяти, но, увидев нынешний Вудтон, едва узнал его. Все окружающие поля выгорели, дома стояли без крыш или вовсе развалились. Все являло собой картину сплошного опустошения. Он готов был согласиться, что все население деревни действительно умерло от чумы, как заявил полковник Секстон, если бы не артели работников, трудившихся у кромки леса и на почерневших полях. Чем они занимались, разглядеть было невозможно, но не было сомнения, что это были связанные цепями изможденные рабы. Роберт присмотрелся внимательнее. Они не выглядели больными чумой, но не походили и на существа, с которыми им пришлось иметь дело ночью. Когда всадники подъехали ближе, стало видно, что на каждом были кандалы. Люди — женщины, дети и мужчины — работали, не разгибая спин, под ударами хлыстов достаточно упитанных охранников, одетых в такую же форму, какая была на караульных. Роберт замер, сидя на лошади, с ужасом глядя на юную девушку, которую хлестали кнутом, пока она не заплакала, а потом упала в грязь и лежала без движений, но ее продолжали хлестать.

— Скажите-ка мне, — обратился он к Илии, — что сталось с Эмили Воэн?

— Эмили?.. — переспросил солдат и побелел, но потом нахмурил лоб и сощурил глаза. — Но, сэр, откуда вы ее знаете?

— Где она?

Внезапно Илия рассмеялся. Его смех был явно нарочитым.

— Здесь есть тот, кто может ответить на этот вопрос лучше меня.

Он снова рассмеялся, потом пришпорил лошадь и поскакал по дороге в деревню.

Роберт догнал его, схватил лошадь за поводья и гневно крикнул:

— Как я должен это понимать?

Солдат встретился с ним взглядом, и его почерневшие зубы обнажились в такой ухмылке, будто он хотел бы сдержать веселье, но не может себе это позволить из страха.

— Я просто веду себя так, как велела она, — крикнул он, махнув рукой в направлении Маркизы.

Его ухмылка внезапно исчезла, и он добавил:

— Мне приказано отвести вас к моему командиру. Спросите его, если пожелаете, об Эмили Воэн.

Роберт молча отпустил поводья лошади Илии. Они въезжали в деревню. Юноша озирался, разглядывая дома по обе стороны дороги. Сквозь их полы проросла крапива, деревянные балки покрывала плесень, заросли ежевики покрывали пространство между обрушившимися камнями. В этом запустении не было ни единого признака предумышленного разрушения. Все деревья, которые некогда окаймляли главную деревенскую улицу, были спилены, а оставшиеся пеньки покрашены каменноугольной смолой. Какое-то мгновение Роберт озирался вокруг, недоумевая, что было не так, но потом сообразил, что исчезла даже церковь. Он оставил главную дорогу и галопом поскакал к тому краю деревни, где находился церковный двор. Ничего не осталось, кроме разбитых могильных камней среди сорняков. На развалинах самой церкви он увидел группу рабов: одни голыми руками стаскивали в кучи камни, другие носили и разбрасывали булыжники по полям. Многих работников Роберт узнал. Одним из них был Ионас, отец Илии. И все же надсмотрщик стоял и над ним, не переставал махать хлыстом. На нем была такая же форма, какую носил Илия. Как могло оказаться возможным, недоумевал Роберт, что отец и сын находятся в таком неравном положении?

Он медленно направился обратно, чтобы присоединиться к своим компаньонкам, которые ждали его на деревенской лужайке. По мере приближения к этому месту юноша дрожал все сильнее, и Миледи, увидевшая его, поспешила навстречу, чтобы прикоснуться к его руке. Роберт едва ли почувствовал это прикосновение, потому что внезапно ему показалось, что его окружают кричащие лица, а на лужайке приготовлены два столба с кучами сухих веток для костра.

— Ловелас, — окликнула юношу Миледи, снова дотронувшись до его руки.

Роберт протер глаза и вышел из забытья. Никаких столбов не было. И он понял, что все в Вудтоне, в том числе и лужайка, выглядело для него не претерпевшим изменений, как и память о принятом ее жителями решении, о заключенной ими жестокой сделке. Он заставил лошадь медленно развернуться и стал вглядываться в то место, где когда-то стоял родительский дом. От него не осталось и следа. Не было ни покрытого травой холмика, ни единого кирпича. На месте дома стояли три виселицы, и на поперечине каждой болтались кости и высохшие внутренности.

— Вам не следовало сюда возвращаться, Роберт Фокс.

Роберт удивленно обернулся. Ему невесело улыбался Илия.

— Да, я догадался, что это вы, несмотря на ваше превращение в кавалера. Что делать, но это вам не поможет. — Илия сделал паузу, потом кивнул в сторону виселиц. — Он ненавидит даже память о вашей семье. Он ужасен, он хуже, чем смерть.

— Он?