Избави нас от зла

— А почему этот человек, — спросил он наконец, — мог бы, по-вашему, остановить вашу занесенную для удара руку?

— Потому что, хотя я обладаю великой силой и мой дух могуч, — ответил я ему, — тот человек на мосту был одним из тех, кто могущественнее меня. С другим подобным существом я только однажды встречался прежде. Это было в пустынях Египта. Там я познакомился с Лилит, принцессой распутства, и перестал быть смертным. Так что вы были предупреждены недаром, раввин. Если я и щажу вас… — На моем лице сама собой появилась равнодушная улыбка. — То лишь потому, что вы напомнили мне того смертного мужчину, которым когда-то был я.

Раввин выдержал мой взгляд.

— Дух, с которым вы повстречались… По-моему, вам не следует его бояться, потому что мне он не причинил вреда. Он известен как хранитель избранника Бога.

— Поэтому он и пришел к вам? Чтобы предупредить о какой-то опасности?

— Не сами ли вы дали себе ответ? — спросил раввин, вяло улыбнувшись. — Ведь он приходил и к вам.

Я сделал шаг вперед и наклонился так близко к раввину, что его борода коснулась моей бороды.

— Кто это был? — прошептал я.

Раввин помолчал, потом прижал свою книгу к груди.

— Если я скажу вам, кто он и какое у него ко мне дело, то не оправдаю его доверие и потеряю шансы на успех.

— Успех, раввин? Успех в чем?

Он отрицательно замотал головой и снова сел в кресло.

Я долго молча смотрел на него, потом бросил взгляд на его книгу. Наконец я отвернулся и отошел в темноту дальнего конца помещения. Возле дверного проема я остановился и обернулся. Раввин продолжал сидеть неподвижно, словно окаменел. Его кожа в тусклом свете лампады бледно поблескивала подобно золоту.

— Мое имя Вахель-паша, — крикнул я. — Если я понадоблюсь вам, пошлите за мной в Константинополь. Найти меня там нетрудно.

Я поклонился и повернулся к двери, бросив на ходу:

— Шалом, равви Лев.

Паша замолчал, потом добавил усталым голосом:

— Он мне не ответил, но я был уверен и одновременно боялся, что в свое время ему все-таки придется обратиться ко мне.

«Там, в глиняном карьере, равви Лев отмерил место для человеческой фигуры, начертил на липкой грязи лицо, и руки, и ноги так, чтобы получился лежащий на спине человек. А потом очертил этот голем[7] шестью кругами…»

Еврейская народная сказка

Паша снова замолчал и с трудом пошевелился, чтобы изменить положение тела на подушках.

— И что потом? — спросил Роберт. — Прислал он за вами?

— Я ни от кого ничего не слышал, — ответил Паша, — и получал сведения только от Тадеуша. Так же как прежде Маркизе, он писал мне о новых темных слухах и небесных знамениях, предвещавших какой-то Апокалипсис невероятных размеров.

— Знамениях? — мрачным голосом переспросил Роберт.

— В одном письме, — продолжал Паша, — он сообщал о Странствующем Еврее, который насмехался над Христом, когда того вели на Голгофу, и был осужден за это преступление на вечное скитание. Я вспомнил человека, встреченного на мосту, и то ощущение неисчислимости его возраста, которое возникло тогда у меня, несмотря на полное отсутствие морщин на его лице. Мне хотелось бы узнать побольше из писем Тадеуша, но я не отвечал на его письма, и не требовал полного отчета, потому что знал, что он жаждал моих знаний так же ревностно, как стремился выведать то, что знал раввин Лев. О самом раввине Тадеуш писал очень мало. Хотя об одном слухе он упомянул: будто бы этот раввин вылепил из глины монстра, чтобы тот рабски прислуживал ему при общении с силами ада. По слухам, этот монстр жил на чердаке синагоги, а на лбу у него была печать дьявола.

— Больше Тадеуш не упоминал ни этого монстра, ни раввина Льва, его письма становились все короче и короче, а потом и вовсе перестали приходить. Я почти не имел никаких новостей, хотя раз или два встречался со шпионами, вернувшимися из Праги, которые докладывали султану о положении дел в стане врага. В одном из таких докладов упоминался раввин Лев. Шпион говорил, что раввин удостоился аудиенции у императора Рудольфа — неслыханная честь для еврея! — и что они говорили наедине около часа. Ходили слухи, добавил шпион, что этот раввин поведал императору какую-то ужасную тайну, хотя никто достоверно не знал, в чем же, собственно, состоит эта тайна.