Они отчалили той же ночью. Корабль выходил из гавани, оставляя позади себя крохотные, доверху нагруженные суденышки, спешившие вниз по реке в непроглядную тьму. Вода Темзы далеко за кормой так кипела отражениями горевшего города, над ней носилось такое множество искр, походивших на несметный рой огненных мух, что, казалось, даже реку пожирало пламя пожара. Только возле Лондонского моста, который первым был охвачен пожаром, вода выглядела спокойной. Вдоль берега, на который выходила Пуддинг-лейн, не осталось ничего, что могло гореть. Вместо недавно стоявших на самой улице и в прилегавших к ней переулках домов, вместо многочисленных сооружений береговой линии зияло черное сердце пожара, оставленное ненасытным пламенем. Роберт долго вглядывался в эту темноту, потом повернулся к Миледи и крепко обнял ее. Поверх ее плеча он мог видеть всю панораму Лондона: его колокольни и башни, его трубы и крыши, осыпавшиеся у него на глазах, исчезавшие в бушующей дуге пламени, рассыпавшиеся в пыль, которую подхватывали и разносили порывы огненного ветра. Только собор Святого Павла, самое высокое и самое величественное здание, продолжал, казалось, стоять неповрежденным на вершине холма, чернея над бушевавшим пламенем. Внезапно и на его крыше замелькали вспышки пламени. Корабль стал поворачивать, следуя изгибу русла Темзы, и горящий город исчез из поля зрения Роберта, словно от Лондона ничего не осталось, кроме метавшегося лихорадочного румянца отсветов пламени на сером от дыма небе. Некоторое время спустя корабль опять изменил курс, и Роберту снова стала видна громада собора Святого Павла, теперь уже целиком охваченного пламенем. Внезапно прямо у него на глазах во все стороны брызнули камни, и часть величественного здания обвалилась. Роберт повернулся к Миледи и поцеловал ее с неожиданной страстью. Потом снова отстранился от нее и стал смотреть вперед, вглядываясь в молчаливо ждавшую их темноту ночи.
Глава 4
«Во время последней болезни он чрезвычайно страдал и написал покаянное письмо…»
Но внезапно до его слуха донесся очень отдаленный стук конских копыт. Лорд Рочестер пошевелился и с трудом приподнял голову. Потом застонал. Боль в гноившихся пролежнях была очень сильной, спина стала такой липкой, что приклеилась к простыням. Он снова тяжело опустился на подушки. Топот копыт приближался, и со стороны переднего двора донесся шум — слуги спешили встретить неожиданного гостя. Стук копыт резко оборвался. Зашуршал гравий под сапогами соскочившего с лошади всадника, потом стал слышен низкий рокот нескольких голосов. Снова донесся топот копыт, на этот раз легкий и неторопливый: лошадь повели в конюшни. Одновременно с ним послышались шаги, направлявшиеся к главному входу.
Лорд Рочестер начал примеряться к этим шагам каждым мучительно-болезненным вдохом задолго до того, как снова услышал их приближение к его спальне по мягким ковровым дорожкам. Шаги стихли прямо перед дверью. В тот же миг он сделал глубокий вдох, чтобы удостовериться, сможет ли он узнать посетителя по его крови. Только бы не сын, думал он, не дай Бог, чтобы за дверью был сын. Он сделал второй вдох, и снова совсем ничего не почувствовал. Он нахмурился. Кровь без запаха? Он собрал все оставшиеся силы, чтобы принять сидячее положение, и на этот раз ему удалось превозмочь боль. Он крикнул посетителю, чтобы тот показался.
Дверь медленно открылась. Глаза, сверкнувшие в полумраке дверного прохода, были ясными и холодными. Взгляд вампира, сказал бы лорд Рочестер, но чего-то недоставало в этом взгляде, что-то было странным…
Он прищурил глаза, вглядываясь в лицо посетителя, и неожиданно для себя вздрогнул от удивления.
Незваный гость шагнул вперед.
Лицо лорда Рочестера расплылось в мертвенно-бледной улыбке.
— Ловелас.
— Милорд.
— По моим сведениям, вас уже четырнадцать лет как нет в живых.
— И все же я перед вами.
Он подошел ближе. Кудрявые золотистые волосы. Матовый блеск чистой кожи цвета светлой слоновой кости. Полные губы, на них довольная, но жестокая улыбка. И все же не вампир… Тогда кто же?
Лорд Рочестер не смог скрыть удивления, и это внезапно разозлило его. Он почувствовал насмешку в молчании этого непрошеного и так таинственно державшегося гостя.
— Выкладывайте, сэр, — нетерпеливо воскликнул он. — Полагаю, вы явились сюда, — восстав, как по всему видно, прямо из могилы, — не только для того, чтобы стоять вот так передо мной и ухмыляться!