Мы торопливо подошли к нему. Тадеуш мотнул головой в сторону раввина и проворчал:
— Мне говорили, что вы оба большие мастера в подобных делах. Буду весьма признателен, если вы продемонстрируете мне, чего можно добиться с помощью вашего мастерства.
Ловелас помолчал, словно что-то вспоминая, потом продолжил рассказ:
— Хазлер говорил все тише и тише. После этих слов его совсем не стало слышно. Он снова изо всех сил прижимал к себе распятие, словно боялся, что не удержит его. Но я понял, что угрызения совести его не мучили — он не чувствовал ничего, кроме страха. Я шагнул вперед и прикрикнул на него:
— Ну же? Оправдали вы свою репутацию?
Хазлер задрожал.
— Мы были очень… опытны в таких делах, — ответил он. — Самуил держался лучше, чем большинство других, но… — Он пожал плечами. — Это был старик.
— А потом? — спросил я.
Хазлер снова затрясся.
— Мы сняли Самуила с креста, дали ему бренди, а потом приказали вести нас на то место.
— Что он и сделал?
Хазлер кивнул.
— Той же ночью.
Ловелас снова замолчал, долго вглядываясь в темноту за окном, а потом повернулся, остановил взгляд на лорде Рочестере и сказал:
— Самуил привел их в карьер на берегу Влтавы.
Он, не отводя взгляда, утвердительно кивнул на молчаливый вопрос лорда Рочестера и добавил:
— Да, милорд, в тот самый карьер, который нам описал Паша.
Лорд Рочестер выдержал его взгляд, но нахмурился и недоверчиво покачал головой.
— Нет, — пробормотал он. — Прошло… Сколько?.. Более шестидесяти лет после смерти раввина Льва.
— Как я говорил, милорд, Самуил был его сыном, — напомнил Ловелас.
— Да, но, даже если это так, — запротестовал лорд Рочестер, — откуда ему было знать? Ведь у него не было книги.
— У евреев есть традиция передавать знания из поколения в поколение.
Ловелас отвернулся и снова уставился в темноту, а потом продолжил свой рассказ.
— Когда я слушал Хазлера, меня не оставляла мысль, что раввин Лев мог показать Самуилу ту книгу и научить читать ее, потому что у него не было уверенности в возвращении Паши. Полагаю, Тадеуш тоже пришел к тому же выводу. Иначе зачем ему было утруждать себя пыткой Самуила, не имей он подозрений, что этот еврей может знать то, до чего ему самому было необходимо докопаться?
— В самом деле, Ловелас?
— Да, милорд. Ему было
Лорд Рочестер молчал, но становился все мрачнее.
— И все же, если Тадеуш уже так много знал, — заговорил он наконец, — зачем он тянул с допросом Самуила?
— В самом деле, зачем? — повторил вопрос Ловелас, пожимая плечами. — Меня это тоже озадачило. Но, как только Хазлер продолжил свое повествование, загадка разрешилась. Ему показалось, что всю дорогу, пока они шли к карьеру, Уолвертона трясло как в лихорадке и он без умолку болтал, неся сущую околесицу. Он говорил Хазлеру о множестве странных вещей, смысл которых остался для него почти непостижимым. Но когда он пересказал мне то, что услышал… Вот тогда я и понял.
— В самом деле?
— О да, милорд. Уолвертон недвусмысленно хвастал тем, что его плоть предназначена быть покрывалом для Властелина Мира.
— И он назвал…
— Азраила, Ангела Смерти…
Произнеся это имя, Ловелас помолчал, потом перешел на шепот.
— Но тот, кого он имел в виду, лежал, развеянный в прах. Как вы помните, милорд, война в Германии только что закончилась. Наступали мирные времена. Сражение Паши было жестоким, но он в конце концов одержал победу. Однако не окончательную… — не договорив, Ловелас сделал паузу. — И Тадеуш взялся доказать это…
В спальне воцарилась тишина. Казалось, внезапно затрепетали и стали еще темнее тени. Лорд Рочестер подался вперед, превозмогая боль, и хриплым шепотом спросил:
— Каким образом? Как ему это удалось?
Ловелас пожал плечами и криво улыбнулся.
— У евреев существует миф, будто душа способна переходить из одного тела в другое, становясь призраком, которого они называют
— И что же он предпринял? — прошептал лорд Рочестер. — Он создал