Избавление

Я вернулся к винтовке, подобрал ее, и мое взвинченное, полубезумное состояние усугубилось, как только я прикоснулся к ней. Я подошел к обрыву, прицелился. Прицел упирался Бобби прямо в грудь. Давай, стреляй, сказал мертвец. Давай, давай, смотри, так здорово будет в него пульнуть. Но я отогнал от себя этот вой в голове – просто разжал пальцы и уронил винтовку на песок. В какой-то момент я действительно подумал, не выстрелить ли мне в воздух, чтобы привлечь внимание Бобби. Но я отшвырнул от себя и эту мысль, ведь звук выстрела наверняка напугал бы его; он мог бы тут же прыгнуть в воду, перевернув байдарку. К тому же, мне не хотелось прикладывать эту штуку к плечу снова. А искушение было велико – еще чуть-чуть и я бы выстрелил. И не в воздух. Нев воздух.

Я взял винтовку за ствол, раскрутил над головой и швырнул как можно дальше. Винтовка, тяжело вращаясь, полетела вниз, потом перешла в простое падение, медленно переваливаясь из стороны в сторону, и, наконец, ударилась о воду метрах в пятидесяти от байдарки. Я надеялся, что Бобби увидел ее падение и успел рассмотреть, что это винтовка, и понять, что дело сделано – мы в безопасности. Винтовка, падающая с неба, уже не могла выстрелить.

Сразу же после того, как она упала в воду, Бобби вытащил из реки весло, но не посмотрел вверх. Я вложил в рот большой и указательный пальцы и свистнул как мог громче; свист получился пронзительный, высокого тона. Но мне показалось, что свист мой, зажатый между стенами ущелья, все-таки затерялся в шуме реки. Я взобрался на самый большой камень у края обрыва и стал во весь рост. Потом я сообразил, что нужно не просто стоять, а как-то двигаться – может быть, повторять движения упражнений, которым меня учили еще на уроках физкультуры в школе. Ничего другого, что предполагало бы столько же движений руками и ногами, я не мог придумать. Мне казалось, что сейчас я развалюсь на куски, но я продолжал, приплясывая, размахивать руками. Наконец, Бобби взглянул наверх, и пустое пятнышко его лица осталось поднятым в мою сторону. Я дернулся еще раз, теннисные тапочки скрипнули по камню, рана рванула за бок, но радость приглушила боль – Бобби узнал меня. Я показал рукой – подгребай сюда, к скале, прямо подо мной. Он поднял весло, а потом медленными гребками с правой от себя стороны стал разворачивать байдарку к подножию скалы, на которой я стоял.

Я подошел к убитому, который валялся на боку – одна нога согнута, – и перевернул его на спину. Он лениво закинул голову и уставился в небо. В один глаз, когда я его тащил, наверное, ткнула какая-то ветка, и теперь он был замутнен, как жидкость, в которую налили грязного молока. А второй оставался чистым и голубым, покрытым изящным и необычным рисунком кровеносных сосудиков. Я увидел себя в этом глазу – крошечная фигурка, склоняющаяся над ним, растущая в размерах.