Избавление

Я оставался в воде позади байдарки, с жилетом Дрю в руке. Ноги мои, ставшие невесомыми, ныли значительно сильнее, чем раньше. Мне хотелось спать, уйти под воду, избавиться от необходимости дышать. Я лежал на поверхности и перемещался с течением, предчувствуя приход всех тех кошмаров, которые будут меня мучить позже, заставляя покрываться потом – но это все еще в будущем, это все еще не со мной. Когда мы подплыли к очередному мелкому месту, я поднялся из воды, прочь от раков, прячущихся между камнями, и снова обрел свой полный вес – мне казалось, что я теперь в полтора раза тяжелее. Я залез в байдарку, сел на заднее сиденье: солнце жарко светило мне в спину; мне казалось, у меня на спине несколько слоев чего-то мокрого и тяжелого.

* * *

Долгое время ничего не происходило; я ощущал лишь жару и усталость. Между мной и Бобби над байдаркой танцевали насекомые, но я не был уверен, существует ли эта поющая, жужжащая дымка в действительности или только в моей голове. Каменные стены по обеим сторонам реки продолжали понижаться. Через несколько миль скалы на правом берегу вообще сошли на нет, а на левом еще тянулся каменный барьер. Потом и он уступил место равнине, и нас снова окружали леса. Я понял, что неправильно оценил расстояние, которое нам еще предстояло проплыть – реке, казалось, не будет конца. Голова Бобби по-прежнему была склонена на грудь; мне оставалось лишь надеяться на то, что он не будет дергаться и не свалится в реку. Если при этом он перевернет нас, а мы в этот момент будем находиться над глубоким местом или в порогах, залезть назад в байдарку будет очень трудно, а Льюиса мы уж точно не сможем в нее затащить.

Мне было очень жарко – я еще раньше надел на себя спасательный жилет Дрю. Теперь дополнительный воротник прикрывал мне шею от прямых лучей солнца, и я был ему благодарен хотя бы за это. Меня преследовала, как назойливое насекомое, мысль о том, что этот жилет проделал по реке длинный путь, поддерживая Дрю на воде, не давая ему, уже мертвому, утонуть.

Я чувствовал, что от жары у меня начинают вспухать губы. Я медленно двигался к тому пределу, за которым наступает полное истощение физических возможностей. Но я точно не знал, где же этот предел находится, или где мы будем находиться, когда я пересеку этот невидимый рубеж, или что я буду делать, когда пересеку его. Что, интересно, можно сделать с собой или с Бобби, чтобы встряхнуться?

– Бобби, – сказал я неожиданно, – держись. Если мы продержимся еще десять миль, все будет в порядке. Я уверен в этом. Мы столько уже натерпелись, но скоро это закончится.

Он попытался кивнуть, и у него даже получилось нечто вроде кивка.

– Не раскачивай нас, дорогуша. И если ты увидишь что-нибудь такое, чего мне не будет видно, сразу скажи мне. И если мы попадем в пороги, старайся направлять нос лодки между камнями или предупреждать меня о них. Но если ничего не будет получаться, просто сползи на дно байдарки, ложись рядом с Льюисом и молись. Но самое главное – не нарушай баланса лодки.

К шуму реки прибавился новый, пока еще далекий, уже хорошо мне знакомый звук.

– Боже, – сказал я, – сделай для нас что-нибудь!

Звук этот приближался, но когда мы проплыли следующий поворот, оказалось, что в полумиле впереди нас река поворачивала еще раз.

Звук приходил откуда-то оттуда, из-за поворота.

– Бобби, мне кажется, что я слышу шум порогов впереди. Нет, не кажется! Я точно слышу их. Мы можем вылезти из байдарки и попробовать провести ее через пороги, если найдем мелкие места. Если удобного места не найдем, придется плыть через камни.

Мы двигались все быстрее, шум нарастал – будто кто-то крутил ручку громкости, – вселяя ужас, уже не раз испытанный, и азарт, который так любил Льюис. И я, несмотря на свою усталость, почувствовал этот азарт тоже.

Мы вошли в поворот; пороги располагались в конце поворота или недалеко от него, на расстоянии видимости. И судя по звуку, они не должны были быть такими страшными, как те, через которые мы уже проходили. Но когда мы вышли из поворота, двигаясь все быстрее, и я не увидел ни порогов, ни водопада, ни вспененной белой воды – я понял: нам предстоит тяжелое испытание. По всей вероятности, шумели не пороги, а рокотал водопад. И я снова приготовился к тому, чтобы умереть. Потом звук резко усилился; в нем слышалось пенящееся буйство, хриплое отчаяние. Мы проплыли еще один изгиб. Левый берег очистился от леса, и я увидел пороги – они обозначали место, где река уступами круто спускалась вниз, значительно круче, чем раньше. Камни усеивали реку на значительно большем протяжении, чем во всех предыдущих порогах; они со всех сторон воронкой обступали две большие глыбы, между которыми висело марево водяной пыли.