Избавление

Мы отправились вдоль берега искать камни подходящих размеров; мы ходили туда-сюда, проходя мимо друг друга, размышляя о чем-то своем. Зачерпнув двумя руками воду – кусочек реки в ладонях, – я стал смывать кровь с того камня, о который ударилось его лицо. Крови было много. Стоя на коленях, я смывал эту кровь, и она смывалась, уходила в песок. Ушла вся. Потом я вернулся к поискам камней рядом с телом. Я нарезал веревку на достаточно длинные куски и, обвязав ими камни, привязал к трупу. Самый большой камень я привязал к его шее. Веревка затянула рану так, что ее почти не стало видно.

– Не здесь, – сказал я. – Где-нибудь посередине реки, туда, куда труднее всего добраться.

Мы с трудом, борясь с его весом и с некоординированностью наших собственных движении, втащили его, вместе с привязанными к нему камнями, в байдарку и положили рядом с Льюисом, который слегка подвинулся, будто давая место тому, кто по праву должен был занять его в лодке – так подвигаются ночью, позволяя хорошо знакомому телу улечься рядом.

Управлять сильно перегруженной байдаркой было очень сложно. Поначалу мы просто оттолкнулись от берега и какое-то время плыли вниз по течению; мы слишком устали, чтобы ворочать веслами. Где-то впереди раздавался шум следующих порогов, наполняя нас, и так испуганных, новым ужасом. Бобби пытался перевести лодку в устойчивое положение, а я опустился на колени, и стоя среди блевотины, крови и камней, поднял два камня и перекинул их за борт. Байдарка двинулась в одну сторону, а я – в другую, чтобы сбалансировать новое распределение веса. Тело с трудом выползало из байдарки, но застряло на планшире. Я поднял и перевалил за борт еще один камень, потом перекинул за борт и одну ногу трупа, но он не хотел нас покидать. Собрав остатки сил, я поднял последний камень, самый большой и тяжелый, привязанный к шее трупа, и швырнул его в воду. Рана на шее резко раскрылась, но крови не было. Мне показалось, что у тела отрывается голова – ив следующее мгновение оно исчезло под водой. Оно было так быстро поглощено водой, что казалось, его никогда не было. Он вообще никогда не существовал. Я опустил одну руку в воду и вернул ему остатки его крови.

Мы остались в байдарке, плывущей по течению, втроем.

Мы вошли в длинный изгиб реки. Течение ускорилось, вода вокруг нас ожила. Я сделал гребок веслом, и хотя сил во мне никаких не оставалось, продолжал грести. Мы прошли сквозь небольшие пороги без особых затруднений, и я даже стал думать о том, что плавание на байдарках может доставлять удовольствие. Лодка двигалась фактически сама по себе, увлекаемая течением.

Стены ущелья с обеих сторон стали понижаться, отступать. Они опустились, потом стали снова расти и выбрались почти на прежнюю высоту, но былой мощи в них уже не чувствовалось. И каждый новый подъем был ниже предыдущего.

Солнце светило нам в спину и толкало вперед. Мне было приятно чувствовать давление его лучей, я был рад этому, хотя в нашем положении, казалось, радоваться чему-либо было невозможно. Но мне было все труднее удерживать голову в вертикальном положении. Мой бок отвердел и рыдал кровью; мой подбородок постоянно опускался на грудь, и перед глазами все расплывалось; будто сквозь туман я видел перед собой Льюиса, лежащего на дне лодки и прикрывающего глаза рукой. Я прижал руку ко лбу и попытался удерживать веки открытыми, подтягивая кожу вверх, но все равно спал – я смотрел на мир так, будто мои глаза были закрыты. Мне нужно лечь и поспать, подумал я. Если я не лягу, упаду в реку.

Сказать по правде, в этой возможности было даже нечто привлекательное. Было бы так замечательно еще раз отдать весь свой вес воде, может быть, навсегда. Так тяжко здесь сидеть. Слишком тяжко. Любой на моем месте почувствовал бы, как это тяжело.

Мы проскочили через небольшие пороги, которые тряхнули нас несколько раз, но не сильно. Байдарка стала двигаться немного быстрее. Камни, сидевшие глубоко в воде, выглядели очень внушительно, но проходы между ними были очень ровными и лишенными более мелких камней, которые стояли бы на пути, и мы прошли между ними практически без всякого маневрирования. Я был уверен, что нам осталось плыть не очень долго. Но в каком месте нам остановиться? Что, из сделанного руками человека, подскажет нам, что мы приплыли? Что нас ждет после того, как мы навсегда покинем реку?

Льюис спокойно лежал на дне байдарки, похожий на большую сломанную игрушку; его штаны были расстегнуты, пояс распущен. Могучие мускулы на ноге вокруг места перелома приобрели синеватый оттенок. Свободной рукой, не прикрывавшей лицо, он упирался в борт лодки. И я решил, что, наверное, так он пытается смягчить толчки и дать своей ноге возможность заснуть. На его упирающейся в борт лодки руке вздулись мускулы, пружинисто вздрагивающие каждый раз, когда река встряхивала нас.