Избавление

Он искал Айру по всему острову, почти не слыша биения ее сердца. В панике рыскал огромным черным зверем, силясь уловить хоть какой-нибудь запах. Не зная о Марсо и Хранилище, обежал все границы, заглянул в каждую щелочку, с мольбой обратился к Шипику и едва не упал на колени перед величественной и не на шутку разгневанной Иголочкой... а потом, едва от девочек поступила осторожная просьба проверить комнату соседки, стремглав ринулся в жилые корпуса и, до последнего страшась, дернулся в надежно запертую дверь...

Айра похолодела.

Вот почему он выглядел тогда таким невменяемым и смотрел так странно. Почему казался совсем другим, неправильным, каким-то... живым? Впервые за все время не смог спрятать истинных чувств и впервые показался ей человеком? Выходит, по этой причине он больше ни разу не притронулся к ней? Поэтому предпочитал отводить к виарам? Из-за этого стал так неоправданно осторожен в поединках, а затем и вовсе их прекратил, устав бороться с самим собой?

Значит, он снял ментальный блок за целый месяц до Бала? И весь этот месяц потратил на то, чтобы найти способ стабилизировать ее дар? Сократил время занятий, сделал их проще и легче, позволил безнаказанно носиться по лесу со стаей, чтобы в это время напряженно размышлять и искать ответы?

«И я ни разу не заметила, - с внезапной горечью поняла Айра. - Не поняла, почему он так смотрит. Не подумала, что это страх светился в его глазах. Не ненависть, не неприязнь... просто страх. За меня и за то, что кто-то из виаров меня вдруг поранит».

Но как же тогда он должен был страшиться предстоящей Инициации? Не зная о готовящемся побеге, настойчиво перечитывая горы книг, ночами не смыкая глаз, изводя Марсо расспросами, постоянно выискивая, сравнивая, вычерчивая в уме и на бумаге безумно сложные формулы... она видела их, когда приходила в его дом в шкуре Кера. Видела на столе кипы исписанных бумаг, стопки древних фолиантов с непроизносимыми названиями. Видела множество исчерканных черновиков. Сотни исправлений. Десятки почти готовых заклятий. Но не придала им в то время значения. Не подумала. Не догадалась. И, конечно, даже предположить не могла, что он будет с такой настойчивостью пытаться избавить ее от трудного испытания.

Она неверяще подняла голову и с новым чувством посмотрела на опустошенного мага.

...Как сомневался он, подыскивая слова для той тяжкой ночи. Как колебался и гадал, поймет ли она, будет ли он услышан. Как долго раздумывал, стоит ли оставлять поблизости бодрствующего Кера, но потом все-таки пришел к выводу, что для спокойствия лера Альвариса и лучшего понимания самой Айры грозного крыса придется ненадолго усыпить. Хотя бы на то время, пока он постарается все объяснить и докажет испуганной ученице, что не желает ей зла...

Как трепетал он, когда ждал этого решающего момента. С какой ненавистью смотрел на слащавого эльфа, осмелившегося почти напрямую предложить ей Танец Возрождения. Как ревновал, видя их недолгий вальс. Как убеждал себя, что если она согласится, то всем станет намного проще. Сколько мук перенес, наблюдая за смазливым соперником, отчаянно страшась ее согласия, почти мечтая об этом, но и одновременно ощущая себя гнусным подлецом. Как облегченно выдохнул, когда она все-таки отказала. И как долго готовился к тому, чтобы пойти за ней следом, чтобы убедить ее хотя бы выслушать и, наконец, рассказать обо всем. А потом виновато припасть к ее ногам, чтобы прошептать то единственное, что еще мог:

- Прости...

Как ни странно этого не потребовалось. Все его усилия оказались ненужными: Айра нашла выход без его помощи, без колебаний им воспользовалась, рискнув всем, чем могла, и изначально приготовившись к самому неприятному исходу.

С каким ужасом следил он за ее побегом с сиротливо пустующего балкона. Как болел душой, когда видел двойную и даже тройную трансформацию. Как холодел и покрывался липким потом, страшась даже представить, что ей пришлось тогда пережить. И как обессиленно упал потом на колени, поняв, что она все-таки прошла. Его упрямая, непримиримая, настойчивая и восхитительно смелая Эиталле. Свободная, словно птица. Величественная, как древняя богиня. Отважная, словно молодая львица, и такая же отчаянная, как ее преданный и очень умный метаморф, подаривший ей так много сил и так много удивительной, совершенно заслуженной любви.

Как гордился Викран, видя ее последний рывок. С каким искренним восхищением следил за уверенными взмахами ее крыльев. Как устало улыбался, понимая, что она со всем справилась сама. И как измученно прижимался лбом к холодным перилам, раз за разом перечитывая короткую записку. Ту самую, для которой она не пожалела времени на прощание.

НЕ СТОИЛО...