Избери пути ее

– Вы, двое, ступайте с докладом, – обратилась она к маленьким массажисткам и, когда те, плача, вышли из комнаты, вновь окинула меня долгим взглядом перед тем, как выйти вслед за ними.

Через несколько минут все остальные массажистки закончили работу и ушли, нас опять было шестеро. Молчание прервала Хэйзел.

– Поганая выходка, – бросила она. – Мальки делали то, что им положено, и только.

– Может, им это и положено, но мне это не нравится, – сказала я.

– И поэтому бедняжек теперь должны избить. Но я думаю, тут опять виновата «потеря памяти» – ты ведь просто забыла, что Обслугу, если она расстроит Маму, бьют? – с едкой иронией осведомилась Хэйзел.

– Бьют? – с трудом выговорила я.

– Бьют! – передразнивая мой сдавленный голос, ответила она.

– Но ведь тебе-то все равно, что с ними делают. Уж не знаю, что с тобой случилось, пока тебя здесь не было, но результат налицо… Я тебя всегда недолюбливала, Орчиз, хотя остальные считали, что я неправа. Ну, уж теперь-то мы все убедились!

Никто не возразил, и я поняла, что все в душе согласны с ней. Это было тяжелое чувство, но, к счастью, меня отвлекли от него распахнувшиеся двери.

В палату вошла старшая ассистентка с шестью «малышками», но на этот раз с ними была властная красивая женщина лет тридцати, при виде которой я испытала невольное облегчение: она не была ни амазонкой, ни «малышкой», ни громадиной – на фоне остальных, правда, она выглядела чересчур высокой, но на самом деле – нормальная молодая женщина с приятными чертами лица, коротко остриженными каштановыми волосами, в черной юбке, видневшейся из-под белого халата. Старшей ассистентке приходилось почти бежать, чтобы поспевать за женщиной, – она забавно семенила рядом, бормоча: «Только что из Центра, Доктор».

Женщина остановилась возле моей койки, «малышки» сгрудились за ее спиной, неодобрительно посматривая на меня. Она всунула мне в рот термометр и пощупала пульс. Удовлетворенная результатом, она деловито осведомилась:

– Головная боль? Боли? Если есть, где?

Она внимательно оглядела меня. Я тоже не сводила с нее глаз.

– Тогда почему… – начала было она.

– Она свихнулась! – раздался голос Хэйзел. – Она говорит, что потеряла память и не знает нас.

– Она говорила об ужасных, отвратительных вещах! – добавила ее соседка.

– У нее бред! – опять послышался голос Хэйзел. – Она думает, что умеет читать и писать.

При этих словах женщина улыбнулась.

– Это правда? – спросила она.

– Но почему бы мне не… впрочем, это ведь легко проверить.

По-видимому, она не ожидала такого ответа, на секунду замешкалась, но быстро взяла себя в руки. На ее губах заиграла усмешка.

– Очень хорошо, – сказала она тоном, которым обычно разговаривают с расшалившимися детьми, достала из кармана миниатюрный блокнот и протянула его мне вместе с карандашом. Мне неудобно было держать карандаш, тем не менее я довольно четко вывела: «Я сама понимаю, что брежу, и вы – часть этого кошмара».

Хэйзел хихикнула, когда я возвратила блокнот и карандаш женщине-врачу. Та взглянула мельком на него и…

Челюсть у нее, конечно, не отвисла, но усмешка мгновенно сползла с губ. Она посмотрела на меня пристально, очень пристально, а все остальные, видя выражение ее лица, затихли, как будто я показала здесь какой-то сверхъестественный фокус. Врач повернулась к Хэйзел:

– О чем она вам говорила? Какие «отвратительные» вещи?

– Ужасные вещи! – не сразу ответила Хэйзел. – Она говорила о… людях, как о животных. Что они… Ну, что они двуполые. Это было отвратительно!..

Врач секунду колебалась, потом повернулась к старшей ассистентке:

– Отвезите ее в смотровую.

Когда она вышла, «малышки» засуетились вокруг меня, подкатили к постели низенькую каталку, помогли мне перевалиться на нее и вывезли из палаты.

Я оказалась в маленькой комнате с розовыми обоями. Ассистентки, доставив меня туда, все вышли. Напротив меня сидела врач с блокнотом и карандашом в руках. Выражение ее лица было мрачно-сосредоточенным.

– Итак, – проговорила она, – кто рассказал вам всю эту чушь о двуполых людях? Мне нужно знать ее имя.

Мне было не до тактичности. Я попросила ее не быть дурой.

На мгновение она опешила и покраснела от гнева, но тут же взяла себя в руки и продолжила:

– После Клиники у вас, конечно, был отпуск. Где вы его провели?

– Не знаю, – ответила я. – Эта галлюцинация, или бред, или… словом, этот кошмар начался в том месте, которое вы называете Центром.

Она продолжала настаивать:

– Послушайте, Орчиз, вы были в полном порядке, когда вас шесть недель назад увозили отсюда в Клинику, где вы родили детей как положено. Но… В этот период кто-то напичкал вам голову всей этой галиматьей и… научил вас читать и писать. Теперь вы мне скажете, кто это сделал. Причем хочу предупредить, что со мной номера с «потерей памяти» не пройдут. Раз вы помните всю ту гадость, что вы рассказывали остальным, значит, вы в силах вспомнить, откуда вы это взяли.

– Ох, ради бога, пошевелите же своими мозгами! – устало выговорила я. Она вновь покраснела.